– Я никуда от тебя не денусь, – ее взгляд излучал столько тепла, что им можно было укутаться, словно нежным шелковым одеялом. – Завтра мы встретимся вновь. И снова будем счастливы.
– Не произноси это слово! – закричал Сильвио, обреченно опустившись на колени и обняв ее вокруг бедер. Почему, почему она улыбается? Все же ужасно, все так… несправедливо… – Это несправедливо! За что нам такие страдания? Чем мы прогневали Бога?
– Разве ты страдаешь сейчас, со мной? – она гладила его волосы, все сильнее развевающиеся на колючем ветру.
– Нет! Я счастлив, счастлив! – не смог противиться слезам он. – Бесполезно это отрицать, от Него ничего не скроешь! За что нам все это, за что?..
Он прижался к ней и тихо всхлипывал, а она лишь мечтательно смотрела вдаль, туда, откуда угрожающе стремительно приближалась стихия.
– Кто знает… – задумчиво прошептала она, но тут же снова улыбнулась, потрепала Сильвио по голове и принялась поднимать с земли. – Вставай, мой хороший, нам пора.
– Не хочу, пожалуйста, я не хочу забывать… – он с трудом поднялся, но продолжал смотреть опухшими глазами под ноги.
– Ты все забудешь. И завтра мы будем счастливы вновь.
Она матерински поцеловала его в лоб и упорхнула, оставив свой солнечный цветочный аромат; но предательский ветер мигом унес его с собой, принеся взамен сырость и запах дождя. Вокруг стало по-настоящему темно, по небу устрашающе разносился гром, и на землю крупными косыми каплями обрушился могучий ливень. Сильвио дрожал – не то от пробирающего до костей холода, не то от жалости к себе, и слезы смешивались с водой, стекающей с волос, оставляя на губах солоноватый привкус. Так и не поднимая взгляда, промокший до нитки, он обреченно побрел прочь.
Как же безмерно жесток был Бог – а может, дьявол, – кто придумал мир, в котором люди каждую ночь теряли память о том, что делало их счастливыми. Может, когда-то давно, в первой версии человечества, мы не ценили счастье, разбрасывались им, веря, что источник его неиссякаем и черпать из него можно будет обильно и бесконечно, но… понял Бог, что лишь те, кто познал лишения, способны видеть счастье в мелочах. Лишь живущий в бедности и голоде ценит каждую крошку хлеба, пока богатый бросает своей собаке недоеденный им сочный бифштекс; лишь переживший смертельную болезнь ценит каждый новый рассвет, пока молодой прожигатель жизни самоотверженно день за днем отравляет себя алкоголем и наркотиками; лишь прошедший войну ценит тишину и покой, пока любитель острых ощущений разгоняет своего железного коня до максимальной отметки… И решил Бог научить людей ценить свое счастье, ограничив его одним днем: стоило человеку заснуть, как все счастливые воспоминания пропадали без следа, и утром он ничего не помнил о том, как был счастлив накануне. И должен был искать свое счастье вновь. А обретя – снова скоропостижно терял.