Перекинула взгляд на затылок водителя. Упёрла ноготь большого пальца в стиснутые челюсти, отчего те немедленно ожили, точно их подключили к сети. Она не нравилась себе. Никогда. И отец её тут ни причём. Его мнение она похоронила вместе с ним. Память грузно легла на веки, но им больше не позволили сомкнуться. Опасно. Вдруг мечту снова потянет обниматься? Потом ещё одну. Их там целый ворох. И каждая дёргает за уголки губ. От каждой веет нежностью до мурашек на бледной коже, что усеяна родинками, хотя с настоящим солнцем её никогда и не знакомили. Воображение не в счёт. От него всегда одни неприятности. Только и делает, что выбивает ухабную почву из-под ног, взамен подсовывая мягкий песок. Ещё и запахом тёплых тел в нос тычет. Ну его! Прочь из сегодня. На сегодня достаточно.
Снова уставилась в заплёванное окно. Смотрела, как грязные дома меняются местами с выдохшимися деревьями. И всё равно видела своё отражение. Растерянное, разобранное. Но это даже к лучшему. Себя чёткую и явную выносить устала. Поэтому часто сбегала в мечты, в их режущие лаской объятия. А вдруг она к себе несправедлива? Усмехнулась. Неплохая попытка, однако уже надоела.
Остановки заставляли пожилую «Газель» совершать невозможное. Но она на провокации не велась. Дверь, упакованная в автоматические конструкции, не открывалась. Водитель, наконец осознав, что мат вот здесь вот бессилен, притих и занял исходную – молча исполнял вменённые обязанности: где надо останавливался, куда требуется нажимал. Маршрутка тоже исполняла: от приказов дать пассажирам волю скрипела всем корпусом, клялась немедленно развалиться точно надвое. Её обвиняли, ругали, над ней смеялись, а она просто как все: прикрывала нездоровье брюзжанием и возрастом.
К пониманию человек плохо приучен. Тихо сострадать, без советов и рвений, не пытаясь натянуть собственный кривой опыт на чужую жизнь, получается скверно. Особенно по утрам. А уж за свои деньги – извините, до свидания. И можете, кстати, даже не извинять.
Противостоять недугу «Газели» отважились три пассажира. Да, ровнёхонько три, ни больше ни меньше. Быстро самонашлись, ещё оперативнее самосплотились. Возглавлял организованную группировку джентльмен, что вид имел наиболее сведущий, где-то даже совсем уж дотошный. Крашеные усы в виде жидкой подковы и умерший зонт не обещали иного амплуа, кроме как предводителя. Мерклая роль функций досталась вон той парочке мрачно невзрачных молодцев. В общем-то, что ни говори, а без грубой физической силы радикально никак, сколь докучливо нынешний век ни рассовывал бы свои совершенные технологии в лица и руки, по умам и душам.