– Сынки, уходь! – раздался старческий голос, чудище взревело сильнее, по болоту хлестнула, шипя в лужах, едкая кровь и оно, тяжело приволакивая громадное брюхо, начало отползать обратно. Вихрь завертелся сильнее, а из гущи тумана вдруг вывалился взлохмаченный Брама, огромной ручищей хватанул ускользающего с тропы Сирина и рывком втащил обратно:
– Так вас пень через колоду! Оставь хоть на минуту одних, сразу вляпаетесь по самые уши!
– Брама, да, мы тут в полном шоколаде! Откуда к нам – с того света или надолго?
– Ходу, ребята – от прозрень-камня их целая колона ползет – красота неописуемая, особенно если не смотреть.
Сирин издал возглас, когда чудище внезапно лопнуло, обдав болото веером синих кислотных брызг.
– А че оно синее?
– Пойди, спроси. Да куда прете – глаза распахните шире – впереди «полынья»! Шире шаг!
Путники понятливо бросились в проясняющийся туман, а Брама, приловчившись, схватил Шуню за рукав:
– Дед где?
– Заканчивает мясозаготовку. Так косой машет – джедаям не снилось.
– Какие жидаи? Это те, которые в Израиль выехали? – Брама вытер синюю слизь с лица и выстрелил из подствольника в очередного кикимора.
Шуня пригнулся, пропуская над собой комья земли:
– Давным-давно, в буржуйском Голливуде… в общем позже.
– Заметано, поэт. С меня «лоза» – с тебя рассказ. Митрич, ты как там? Напартизанился, или тебя еще подождать?
Вихрь внезапно опал, и образовавшийся на его месте Митрич, тяжело шаркая ногами, вышел на тропу:
– Вот ведь развелось погани всякой, не продохнуть, туды их в качелю! Говорил же Шельману, дустом их надо, дустом…
– Ну, ты даешь, деда. Где так шашкой махать научился, небось, у самого Чапаева?
– Ты Чапаева, Брама батькович, не тронь. Много о нем брехни написано, а ты попробуй сам, как они в былые времена. Тогда худо простому человеку было, и как понять, на чьей стороне правда? Она ить у каждого своя, правда-то.
Митрич ловко спрятал косу в рукав, и начал счищать с фуфайки синюю слизь:
– Разбей их радикулит, теперь ить и «лотосом» не отстираешь.
– Митрич, да я знаешь какую броню тебе подгоню – в огне не горит и в воде не тонет!
– Знаю я, Брама батькович, что в воде не тонет. Такого же качества, а?
– Зря ты так, наши деды военпром за пояс заткнут. И знаешь, чего, завязывай с отшельничеством, у нас на Арсенале старикам почет, а коса… ну так бывают протезы и страшнее. Насмотрелся я чудес чиновного советского Минздрава, видел, что нашим ребятам, которые руки-ноги в Баграме оставили, вместо благодарности предлагают – вот это действительно страшно.