– Папка, а ты меня научишь валенки подшивать?
Отец ласково кивнул.
Маша и Галя спокойно себя чувствовали с отцом. Он никогда не кричал на них, а уж тем более не замахивался. Ни одного матерного слова ни разу от него не слышали. Рабочий человек, почти без образования, но с золотыми руками, он от природы был хорошим педагогом.
Однажды за ужином взял кружку, чтобы налить чаю, и на мгновение замер.
– Галин, – позвал он старшую дочь, – а, что, если гостям дать такую кружку, будут пить? Не побрезгуют?
Галя не любила заниматься домашними делами. Вот и посуду помыла кое-как.
– Вымою, вымою, папка! – девочка взяла и тщательно промыла кружку с солью, а потом насухо вытерла ее чистым полотенцем.
– Пунэлик ты мой, пунэлик! – прибежавшая с улицы Маша радостно обнимала сзади отца за шею.
Почему «пунэлик»? Да кто ж его знает!
– Дык ладно тебе, Машур, – отец ласково и стеснительно высвобождался из дочерних объятий.
Мать их никогда не обнимала и не целовала (только в пасхальное воскресенье – троекратно, как полагалась по русскому обычаю). Ей казалось, что надо быть постоянно суровой, хотя она не была жестокой. Детей не била. И дома у нее идеальная чистота, и деньги всегда водились. И, если трудно кому, жизни не пожалеет – поможет. И соседи ее уважали за это и за невероятную трудолюбивость. Но почему-то она считала, что проявление нежности – это плохо, вот постоянно и покрикивала на дочерей и мужа.
А потребность в ласке у девчонок была огромной. Вот и обнимали и целовали сестры в основном друг друга. Галя старше Маши на пять лет. Она стеснялась лишний раз поцеловать отца. Он тоже не бросался к дочерям обниматься. Не принято это было среди простых людей военного и послевоенного советского времени. Он просто гладил их по голове, ласково и долго.
– Парнишечку хотелось мне всегда, – сказал как-то подвыпивший отец Василию Кузьмичу, своему начальнику на лесоучастке, когда они курили на крыльце. – Первая девчонка родилась – Галинка. А вот второго парнишечку ждал, а тут – Машур!..
Девочка тихонько скользнула за угол дома, чтоб ее не заметили.
«Так значит папка не рад мне!» – обожгло голову и все внутри. От обиды хотелось кричать во все горло и тут же умереть. Но Маша не умерла, а время лечит обиды.
– А отца-то ты больше любишь, чем мать, – заметила сокурсница Маши, когда она поступила в училище холодильного оборудования в Кирове. Девушки жили в одной комнате общежития. – Вижу, когда мамка твоя приезжает, рада, но на шею к ней не бросаешься…