Асунсьон подошла к полкам напротив двери. Она разглядела, что стена, на которой они висели, была задёрнута тёмной грубой тканью. Она оттянула правый уголок. В открывшуюся узкую щёлочку блеснул слабый свет. Асунсьон начала освобождать эти полки от сваленных на них книг и журналов и выносить их в коридор. Увидев с каким энтузиазмом Асунсьон взялась за высвобождение этих полок, Катя позвала на помощь Николая Алексеевича, чтобы он снял полки с этой стены, что он вскоре сделал, вооружившись найденным тут же слесарным инструментом. Когда стена была полностью освобождена, Асунсьон показала, что надо сорвать со стены ткань. Николай Алексеевич нехотя начал тянуть за тот угол, за который до этого тянула Асунсьон. Кое-где ему пришлось поработать гвоздодёром. И вот, ткань сорвана. За ней удивлённым обитателям коммуналки открылось запылённое, но большое окно с витражом в верхней части. В каморке стало светло и радостно.
Асунсьон произнесла, а Эрни тут же перевёл:
– Пусть здесь будет мастерская художника!
Катя растерялась:
– Надо будет спросить согласие Аиды Петровны.
– А зачем спрашивать? Я согласна! ― из коридора отозвалась Аида Петровна.
– А куда мы денем все эти вещи? ― всё ещё растеряно спросила Катя.
Эрни перевёл. Асунсьон показала махом руки на полки, которые Николай Алексеевич снял со стены, а потом поманила Катю за собой в коридор. Оказавшись в коридоре, Асунсьон встала посередине коридора и развела руки в стороны.
Эрни перевёл:
– Здесь широко. Для полок хватит места.
Николай Алексеевич воспрянул духом:
– Я всё сделаю.
Сказано, сделано. Николай Алексеевич покрасил стены в коридоре в светло-бежевый цвет, обновил и подкрасил все старые полки и повесил их на стены. Женщины отмыли и почистили вещи из чулана, что-то выбросили. На кухне разместили мешок с картошкой и ящик с песком, в котором хранилась морковь. Потом пришла очередь книг и журналов, их перебрали, отчистили от пыли, сделали обложки из обёрточной бумаги. Наконец, всё разложили и расставили на обновлённых полках в коридоре.
Под конец, Николай Алексеевич отремонтировал каморку, ставшую его мастерской. Мастерской, о которой он так долго мечтал. Катя отмыла окно. Витраж заиграл под лучами солнца, и разноцветные блики запрыгали солнечными зайчиками по стенам и полу. Асунсьон достала из своего чемодана кусок лёгкой газовой ткани, и объяснила, что Катя может сшить из неё занавеску на окно в мастерской. Николай Алексеевич установил в каморке свой мольберт. В каморке было светло, нарядно и уютно. Всё располагало к работе и творчеству.