Максиму Михайловичу не хотелось влезать в политику.
– Может быть, мы имеем дело вовсе не с политикой, – напомнил он себе, шагая к церкви. – И почему я уверен, что Бакли выведет меня на нужный след? Ее сестра два месяца не писала и не появлялась дома, но это еще не повод бить тревогу.
Стоя на аккуратной дорожке среди могильных камней, Сабуров изучил табличку на замшелой стене храма. Здание восходило к временам норманнов.
– Вы кого-то ищете, сэр? – раздался сзади скрипучий голос.
Преподобный Бакли напоминал пилу не только голосом, но и торчащими вперед зубами. Сабуров вытащил из кармана пальто газету.
– Я приехал по объявлению, – сказал он. – Я бы хотел увидеть миссис Бакли. Вот моя визитная карточка.
Священник смерил его недоверчивым взглядом.
– Прошу вас.
Поставив серебряный поднос на покрытый вышитой скатертью столик, миссис Бакли оделила Сабурова чашкой жидкого чая. Молоко не спасло бы положение и он предпочел лимон. На лице миссис Бакли отразилось что-то вроде ужаса.
– Простите, – извинился Сабуров. – У меня расстроен желудок, а молоко усугубляет недомогание.
– Принимайте эпсомскую соль, – посоветовал преподобный. – Три раза в день и организм работает словно часы. Что вы имеете сообщить нам, мистер Гренвилл? У вас есть сведения о моей свояченице, мисс Перегрин?
Максим Михайлович достал из кармана сюртука письмо, полученное от так называемого мистера Брауна.
– Я консультирую Скотланд-Ярд, – миссис Бакли заметно побледнела. – Я должен задать вам несколько вопросов относительно мисс Перегрин.
Прижав руку к костлявой груди, жена преподобного выкрикнула:
– Я знала! Будь проклят день, когда мы впустили в дом коварную тварь!
Аккуратно положив ложечку на блюдце, Максим Михайлович потребовал:
– Расскажите мне все с самого начала, миссис Бакли.
Натруженные руки жены преподобного судорожно подергали украшенный вязаной оборкой носовой платок.
– Видит Бог, мистер Гренвилл, – с чувством сказала женщина. – Мы вырастили Маргарет словно собственную дочь. Иисус заповедовал нам не чернить имя покойника, но мой отец, мой отец…
Обрамленные морщинами глаза женщины выпучились. Она задышала, словно выброшенная на землю рыба.
– О таком не принято говорить в приличном обществе, мистер Гренвилл, – наставительно заметил священник.
Максим Михайлович хмыкнул: