Прибывшим в гарнизон позже Петровым свободного жилья не нашлось. На то, чтобы снять комнату у какой-нибудь поселковой старухи, не хватало денег. Но, как говорится, не имей сто рублей, а имей друга Зорькина. А Зорькин – он ведь последнюю рубаху снимет и другу протянет, даже если друг этот – так себе друг, а Лёха Петров не так себе друг. С Лёхой они одну тумбочку на двоих в казарме делили. Так неужели Ванька не разделит с Лёхой старый диван-книжку? Конечно, разделит.
– А давай к нам! – весело хлопнув Лёху по плечу, предложил Ванька. – Поживём недельку вместе, а там мы съедем, а вы останетесь.
Так и порешили.
Рита с Лолой сдружились сразу. Никаких между ними «непоняток» – делить-то нечего. Разве что неустроенность, да полуторный диван. Полтора – оно ведь на четыре не делится.
Выход нашла Лола.
– Приставим к дивану чемоданы и ляжем поперёк. Мы с Ритой посередине, мальчики по бокам.
Сказано – сделано. Только вот ноги у мужиков подлиннее будут, чемоданы они «под себя» отодвигают, а у девчат из-за этого коленки в промежуток между чемоданами и диваном проваливаются.
«Ни дать ни взять – кузнечики!» – Ваньке смешно. Девчатам не очень. Но терпят, таковы они тяготы жён офицеров.
Утром под лирический «Вечерний звон» будильника мужья отправлялись на службу, а жёны, отодвигая чемоданы, перекладывались на диван поудобнее, доспать в комфорте. Только доспать не получалось. Начиналась обычная барачная жизнь: стук-бряк, мат-перемат и другие звуки жизнедеятельности обитателей ещё двенадцати клетушек. Вот такое оно общежитие – кричат, дерутся, пьяный сосед гоняется за соседкой, что-то по пути бьют, сносят развешанные по стенам тазы и кастрюли, срывают с батарей половые тряпки, лупят ими друг друга, потом грязные и мокрые затихают на время, чтобы через полчаса как ни в чём не бывало вместе пить и закусывать чесночной колбасой. Запах чесночной колбасы настолько сильный, что пробивает собой все остальные ароматы. А их немало – это и испарения хозяйственного мыла из выворок с бельём, и тошнотворные миазмы со смесью едкого хлорного порошка из единственного на всех туалета, и гнилостные выдохи пищевых отходов из не вынесенных с вечера мусорных вёдер. Весь этот «букет» всасывается в замочную скважину комнаты, где Лола и Рита наводят порядок, сопровождая утренний моцион историями из своего не далёкого прошлого.