– Мне дурно, – простонал он.
Он опять был удивлен и напуган. Ему было дурно.
– Позовите дочь, – прохрипел он.
Она стояла у обочины спиной к дому. Когда Гомер ее окликнул, она круто обернулась и побежала к нему. Он посмотрел на нее, потом вошел, не закрыв за собой дверь.
Фей влетела в комнату. Не обращая внимания на Гомера, она подбежала к кушетке.
– Ну, чего еще? – крикнула она.
– Милая дочь, – сказал он. – Я очень сильно занемог, и этот джентльмен был так отзывчив, что позволил мне здесь полежать.
– У него было что-то вроде припадка.
Она обернулась к Гомеру так резко, что он вздрогнул.
– Здравствуйте, – сказала она, протягивая руку.
Он робко ее пожал.
– Очень рада, – сказала она, когда он что-то промямлил.
Она круто обернулась к отцу.
– Сердце, – сказал Гарри. – Встать не могу.
Небольшой номер, исполняемый отцом при продаже пасты, был ей известен, и припадок в него не входил. Когда она вновь повернулась к Гомеру, вид у нее был трагический. Ее гордо откинутая голова поникла.
– Прошу вас, разрешите ему тут полежать, – сказала она.
– Да, конечно.
Гомер указал ей на кресло и поднес спичку к ее сигарете. Он старался не глазеть на нее, но тут как раз воспитанность была ни к чему. Фей любила, чтобы на нее глазели.
Она показалась ему немыслимо прекрасной. Но еще больше его поразила бившая в ней через край жизнь. Она была тугая и звенящая. Она сияла, как новая ложка.
Хотя ей шел восемнадцатый год, она была одета как двенадцатилетняя девочка – в белое бумажное платье с синим матросским воротником. На длинных голых ногах были синие сандалии.
– Мне очень неловко, – сказала она, когда Гомер снова посмотрел на отца.
Он жестом дал ей понять, что это пустяки.
– Бедолага, сердце у него никудышное, – продолжала она. – Сколько раз я умоляла его показаться специалисту – но вы, мужчины, все одинаковы.
– Да, ему надо сходить к врачу, – сказал Гомер.
Ее жеманность и ненатуральный тон привели его в замешательство.
– Который час? – спросила она.
– Около часу.
Она вдруг вскочила и схватилась за голову, зарыв пальцы в волосах, отчего они приподнялись на макушке шелковистой копенкой.
– Ах, – грациозно выдохнула она, – а у меня в ресторане назначено свидание.
Все еще держась за волосы, она повернула торс, не сдвинув ног, так что ее тесное платьице натянулось еще туже, обрисовав изящно выгнутые ребра и маленький, с ямкой, животик. Это искусное телодвижение, как и все другие, было настолько бессмысленным и механическим, что она казалась даже не манерной актрисой, а танцовщицей.