– Ты пришла, чтобы очернить мое невинное, честное, девичье… имя?
– В паспорт свой посмотри. Кому теперь нужна наша невинность, честность и давно утерянная девственность?
– Столько лет… сколько лет, сколько лет, кстати, извини за излишнее любопытство, кто занимается твоим макияжем и прической? – с товарищеской теплотой в голосе спросил я.
– А ты свои туфли, сколько носишь? – голосом глубоко влюбленной женщины ответила она.
– Это тайна великая. Некоторые носки не снимают месяцами и не испытывают при этом ни малейшего неудобства, так что мои рабочие туфли имеют довольно сносный вид. Я уже давно, даже очень давно не работаю обувью, для этого у меня имеется другой орган. Но я тебе о нём не расскажу. Сие тайна великая.
Своим пронзительным взглядом, своими серыми немного раскосыми глазами она буквально рыла землю подомной, чтобы я провалился туда как можно глубже и больше никогда не появлялся из оной. Ничего страшного. Придёт весна, растает снег и будет видно, кто, где и в каком количестве нагадил, и тогда станет ясно, как распределились места на пьедестале.
Я сумел по достоинству оценить её взгляд.
– Да-да, твоя, правда. Я, действительно, такой же добрый, как дедушка Ленин. Ты, я надеюсь, должна его помнить. Маленький, картавый, лысый такой. В жизни всё течет, все изменяется, только добрые, заботливые глаза дедушки остаются снами навеки.
Длина моей мысли получилась средних размеров, но к однозначным выводам она не привела. Столько лет прошло, да по большому счету, ничего и не было. Тяжёлое похмельное студенческое утро, гора немытой посуды, в воздухе запах дешёвых сигарет и остатков вчерашней выпивки и закуски. В таком состоянии, на мятом и грязном постельном белье я сподобился только на легкую эротику.
Линия женской психологии – тонкая, извилистая – не отличается непрерывностью. Психология женщины среднего возраста сложнее. Ей необходимо было меня найти, записаться на приём, отстоять в очереди, чтобы напомнить эпизод давно минувших дней. Линия – это не штрих-пунктир, это то, что при любом, самом длинном раскладе имеет свой конец. Вот такая наука-геометрия получается на настоящий момент.
Потом все разродилось доступно, коротко и ясно – несколько невнятных и ничего не значащих фраз, и куда-то улетучивается, словно ветер, внимание, за ним рассеивается и пропадает раздражение, а запись в амбулаторной карте получилась уставшая, тощая, корявая и бессмысленная. С одной стороны, затянуться в водоворот собственных проблем – дело, безусловно, нехитрое: просеивать мысли, страдания, воспоминания через сито различной частоты, только на поверхности останется крупное и невнятное. Это как на встрече выпускников или одноклассников, после очередной рюмки заглянуть под стол, посмотреть на наглухо застегнутую ширинку и равнодушно спросить: «А ты помнишь?»