– Спасибо тебе. За помощь. И не убивай меня, пожалуйста. Ухо до сих пор болит, если что.
Однако от «спасибо» он не поплыл.
– Мало болит. Я бы с радостью его оторвал. Чувствами моими ты пользуешься, а это двойное свинство.
Завидная способность делать меня крайней. Я собралась возмутиться, потому что никаких настоящих чувств у него нет. По крайней мере, ко мне. Только открыла рот и сразу закрыла. И не по своей воле. Машину вдруг повело вправо. Я прикусила язык, а Глеб свернул во дворы.
– Они? – прикрываясь ладонью, застонала я.
– Они, они, – покивал он.
– А не врёшь?
– Хочешь, остановимся?
– Не хочу, – пролепетала я, чуть ли не плача. Я целой доберусь сегодня до Сони?
Мы плутали по дворам, перестраивались из ряда в ряд на светофорах, что меня сначала беспокоило, а потом стало немного веселить. Никакой погони позади я не высмотрела. Если всё-таки солгал, будет что предъявить. К уху добавился язык.
– Машина у тебя приметная, – ехидно заметила я. – Не уйдём.
– А кто сказал, что уходим? Может, я ищу укромное местечко, чтобы тебя выдать?
– Ага, ври больше.
– В отличие от тебя вру я мало. Если только вынудить.
Удивительно, но ответ я не нашла и надулась.
– Чего как воды в рот набрала? – спросил Глеб минут через пятнадцать. – Рассказывай, с кем успела потрещать. И что наболтала.
– А что я могла наболтать?
– Ничего, – усмехнулся он.
– Вот «ничего» и наболтала.
– А почему ты злишься, я не пойму? Злись на свою Соньку.
– Это не Соня, – заступилась я за подругу. – Она бы так со мной не поступила.
– Ну да. А я бы поступил. Да?
– Это ты сказал, а я не знаю, – присматриваясь к нему, я пожала плечами. Ухо он с лёгкостью вывернул: оно до сих пор пульсировало, а цвет стал синюшным. Вполне мог разнообразить жизнь, как и обещал.
– Зашибись. – Глеб взглянул на меня, покачал головой и умолк.
Мы выехали за город, а он всё молчал. Я ждала, что не выдержит и заговорит, но он не думал нарушать тишину. Пялился неотрывно вперёд, словно позабыл о моём присутствии. Совсем не джентльмен. Мне это надоело, я кашлянула и с неохотой рассказала о беседах. Отчего-то начала с Вадима и закончила типом с газеткой, хотя нужно было наоборот.
Трасса к тому времени сменилась просёлочной дорогой. А Глеб, судя по роже, крепко сцепил зубы. Я забеспокоилась, что у него может что-нибудь лопнуть или треснуть. Он немного побагровел. Причин сердиться на себя я вроде бы не создала. Чего пыжится не наорать?