– Я машин этих проклятых страх как боюсь, – причитала меж тем бабка, – пасля [после – беларуск.] того как меня в прошлом году здесь сбило, на дух их не переношу, тьфу, чтоб их чёрт драл!
– В смысле «сбило»? Сильно? – Лёха вежливо поддержал беседу, – водителя-то задержали?
– Совсем сбило, сынок, насмерть. Вот здесь, аккурат на этом месте, – бабка горестно закачала головой и поджала губы.
– Сейчас за это большие сроки дают, а что мили.., – Леха осёкся и покосился на бабку. Вот те раз, повезло на сумасшедшую старуху нарваться.
– Что ты, Лёшенька, родимый, какая уж там милиция! Уехал Сергей Сергеич, начальник Первомайского ЖРЭО. Убежал, ирод! Даже первой помощи не оказал. Так я и отдала душу, без исповеди и отпевания. Прокляла я его, безбожника, это само собой. Скоро уж и Сергей Сергеичу на тот свет собираться, от проклятия неупокоенной души не убежит. Вот спасибо, Лёшенька, вот и перешли мы с тобой дорогу-то, вот и славно.
Бабка, осторожно переступая, развернулась и пытливо заглянула Лёхе в лицо.
– Помереть-то я померла, а грехи?
–Что, грехи? – шмыгая носом, Лёха соображал, когда это он успел представиться и ещё – как бы это поаккуратнее вынуть руку из бабкиной сцепки да сделать ноги.
– Да как же я с грехами-то на тот свет вознесусь? Грехи-то ить на земле держат! А сегодня как раз годовщина моей кончины, день решающий. Чуть нашла, вишь, провожатого, чтоб через дорогу промеж Городских ворот провёл. Люди-то они нас обычно не видят.
Бабка опять печально качала головой, глядя на Лёху слезящимися голубыми глазами. Лёха почувствовал, что начинает раздражаться, время неумолимо поджимало.
– Так ведь я же увидел, бабуля, – Лёха попытался тихонечко выкрутить руку из цепких бабкиных пальцев, – я же перевёл. Это… вы в безопасности, бабушка. Грехи Ваши я Вам отпускаю, идите домой, на печку.
Бабка тихонько дробно засмеялась.
– Потому и увидел, что ты сейчас близко к другому миру стоишь, на тот свет прямиком спешишь. А грехи…, – бабка пристально посмотрела Лёхе в глаза, как будто искала там что-то и скачала просто и спокойно, – а грехи мои ты на себя взял.
Бабкин голос эхом отразился от жёлтых привокзальных зданий и покатился по снежной улице вниз. В этот момент Лёхе показалось, что мир замер и даже снег завис в воздухе недвижимо, прекратив своё безумное кружение. «Ох», – что-то оборвалось внутри Лёхи и он каким-то чужим хриплым голосом спросил: