Падение с яблони. Том 2 - страница 41

Шрифт
Интервал


– Хочешь, нарисую?

– Да, конечно! Хочу.

– Тока голую! – вмешался Харьковский.

Галя посмотрела на меня растерянно и вопросительно.

– Не обязательно, – сказал я, берясь за карандаш и усаживая ее на кровать. – Для начала сделаем пробный рисунок. Подберем ракурс, который подчеркнет твой характер, твою женственность Та-ак. Расслабься. Немножко лени в позе, больше неги. Добавим эротики. Распахнем кофточку. Грубая шерсть и грубый хлопок подчеркивают нежность кожи. Та-ак. Одна рука за голову, другая вдоль бедра. Ты расслаблена. Ножки вытянуты, а эта коленка чуть согнута. Вот так. Чулки на рисунке не выйдут. Их лучше снять. Но пока не надо. Это потом. Пока достаточно…



Через пять минут рисунок был готов. В короткой юбочке и распахнутой кофточке она чем-то напоминала одну из тех девиц, что я рисовал в прошлом году на 8 Марта. Галя посмотрела на свое изображение и взвизгнула от восторга.

Харьковский попросил, чтобы я нарисовал и его. Я послал его к черту, а Гале предложил позировать обнаженной.

Она сказала:

– Я стесняюсь.

– Кого? Меня? Или своего тела? Или его?..

Я указал на Харьковского.

– Не знаю. Просто стесняюсь. Мне стыдно.

– Но это же глупо, – сказал я. – Ты для меня сейчас только эстетическая категория. То есть предмет, который я, как художник, должен увековечить.

Она хлопала глазами и смущенно улыбалась. Подключился Харьковский:

– Да ты знаешь, шо ни один художник не начнет рисовать портрет, пока не увидит свою натурщицу голой? А? Это ж у них работа такая, у художников! Про это даже специально есть книжка, которая называется «Творчество». Леха, дай ей почитать эту книжку. Она мне не верит. Она не знает, шо перед художниками и врачами положено раздеваться.

– А мужики тоже раздеваются? – спросила Галя.

– Конечно! А как же? Ну ты и тупая, Галка! Ты в какой деревне выросла? Не Дубосеково, случайно, называется? Слушай сюда! Я тебе последний раз объясняю. Может, через пять лет Соболевский станет знаменитым художником. И за тебя, нарисованную, будут давать миллион! А ты ломаешься сидишь! Короче, давай или раздевайся, или он сейчас будет рисовать меня!

Галя согласилась. Но почему-то попросила Харьковского отвернуться.

Тот возмутился:

– Может, ты еще и Леху попросишь отвернуться?

– Нет, ну ты же не художник.

– Я врач! Я читал энциклопедию! Мне можно смотреть на голых баб! Короче, давай, не тяни резину! А то сейчас все вдохновение разгонишь…