– Я просто хотел знать…
– Ну так, пойдём!
Сопротивляться не хотелось совершенно, и они отправились в путь вдвоём.
***
Павел Григорьевич нехотя согласился на уговоры жены пойти на выставку. Дел было по горло. Как-никак, возглавлять фирму дело непростое.
– Жень, ты действительно хочешь поехать?
Евгения старательно подводила тушью глаза.
– Ну, Паш, Па-ашенька. Ты совсем не отдыхаешь. Надо развеется.
Он усмехнулся:
– Ты как всегда права.
***
Народу было много. Небольшой павильончик был наполнен шумом и клубами дыма. Евгения закашлялась. Павел нахмурился.
– Женечка, подожди я сейчас, – он уверенно двинулся к охраннику.
– Кто у вас тут за главного? – бритоголовый оценивающе посмотрел на него.
– Шеф уехал. Меня попросили присмотреть, чтоб всё культурненько. – протарабанил он заученную фразу, постепенно сдаваясь перед породой, которая чувствовалась в человеке напротив.
– Послушай, если я заплачу, то можно весь этот сброд выпроводить отсюда?
Охранник нахмурился:
– Ну, не знаю. Вряд ли. Это ж выставка для всех. Люди хотят видеть.
– Не смеши меня. Видеть они хотят!..
– Я не имею таких полномочий, – бритоголовый пожал плечами.
– Понимаешь ли, я не большой ценитель искусства, но вот жена… Не так часто мы выбираемся вместе, – власть сквозила в его голосе, но она не давила, а призывала с радостью выполнить все указания. Противиться не было сил.
– Я позвоню шефу, хорошо?
– Звони, – великодушно разрешил Павел. – Скажи, что Павел Григорьевич очень просил.
Охранник вынул рацию и отошёл. Через две минуты он ошарашенный приблизился к Павлу.
– Ну что, разрешил?
– Разрешил.
Павел удовлетворенно кивнул.
– Попрошу всех покинуть помещение.
Поначалу возмущались все, но когда деньги за вход были возвращены и даже с лихвой, многие ушли добровольно. Особо рьяных ценителей искусства пришлось выставлять силой. Окна распахнули, и в павильончик проник свет.
– Паш, а почему все ушли? – Евгения пропустила сцену с охранником, любуясь прекрасными картинами.
– Тебе нравится?
– Да, – она опустила голову на его плечо, – только как-то непривычно…
Картины были живыми, красочными. Художник писал их не за деньги и не ради славы, это чувствовалось. И это было удивительно. Леса, реки, птицы, небо…
Они плавно переходили от одной картины к другой, держась за руки и поглядывая друг на друга, как будто исполняя одним им известный танец. Павел Григорьевич залюбовался своей женой: энергия художника сумевшего сотворить такое чудо отражалась в её любимых карих глазах непривычном блеском, жизнью, надеждой. Вдруг он замер у следующей картины.