Подойдя к вагону-кухне, Рудольф обомлел. Дубровский не соврал: рисовать он и вправду был горазд. Правда, на радость комиссару Лазуткину, про авиаторов и номер отряда не было указано ничего. Зато во всю высоту вагонной стены была нарисована картина в стиле окон Роста. Первой в глаза бросалась хищная птица – то ли сокол, то ли еще кто похожий – на фоне ярко-голубого неба. Под птицей были полные хлеба поля, а ниже и левее – другой хищник, явно атакованный и сейчас беспомощно падающий на землю спиной вперед. Надо полагать, имелась в виду белогвардейская авиация.
Ниже падающей птицы на земле присутствовал некто в темной шляпе и темном же одеянии, больше всего похожий на испуганного горожанина. Впрочем, поскольку был он бледен и толстощек, то, вероятно, изображал собою побежденного буржуя. Справа и ниже сокола стоял, вдохновленно подняв руку к небу, рабочий с засученными по локоть рукавами. В руке у него был свиток – вероятно, Декрет Реввоенсовета. Почему-то в другой, опущенной руке, он держал открытый пустой мешок. Вероятно, оттуда выпустил сокола? А может быть, решил собрать немного хлеба? Это оставалось загадкой.
Наконец, справа от рабочего был… Сначала Рудольф решил, что это свободный крестьянин. Почему-то находился он не в поле, а в холмах, переходящих в невысокие горы, имел длинную бороду, усы и в заключение всего одет был в белую рубаху ниже колен, шаровары и черную меховую шапку из каракуля. В руке же он держал длинную палку с загнутым концом.
– Как ты думаешь, это пастух? – Рудольф показал на фигуру и покосился на Надежду.
– Похож… Это кто-то из твоих бойцов рисовал?
– Да, Николай Дубровский… Вообще он электрик, но видишь, талант в нем… – Рудольф хмыкнул. – Может быть^ художником станет, после войны.
– А где ты сам будешь жить?
– Ну пойдем посмотрим… Только там пока что холодно.
Кивнув часовому, Рудольф поднялся в штабной вагон и открыл дверь пассажирского купе. Здесь было чисто, но знобко: вагон пока что не топили. Однако в окно вагона лился солнечный свет, и потому тут было теплее, чем на улице.
– Иди сюда. – Надежда села на полку. Рудольф уселся рядом. Ее лицо оказалось близко, совсем рядом, и он решил не сдерживать больше переполнявших его чувств. Они целовались исступленно, страстно, ее запах кружил ему голову. Но, конечно, рук Рудольф не распускал: не время, да и не место. Наконец, слегка задыхаясь, Надежда отстранилась.