– Значит, если мы поженимся, я смогу поехать тут с тобой?
– Да, Адюся, сможешь. – Он только недавно стал называть ее этим ласковым именем: почему-то она не любила имя Надя. – А как же родители?
– Я… Говорила с мамой… Рассказала про то, как вас кормят, про деньги… Про то… – Тут она запнулась. – Про нас. Мама же цыганка, по-моему, она мне даже позавидовала.
– И они не настаивают на венчании?
– Она еще не говорила с папой. Но… В общем, вечером они ждут нас с тобой для разговора. Вдвоем…
– А ты согласна ехать со мной? Стать моей женой?
– Да. – В серо-голубых глазах словно плясали искорки. – Если ты научишь меня стрелять. И летать на самолете!
– Обещаю, – Рудольф рассмеялся и прильнул к ее губам…
– Сто пятьдесят рублей за летный час?..
– Да. И двести – за пуд бомб. И сотню за пуд литературы. Ну и спирт, конечно… Помогает.
– Неплохо. – Михаил Иванович Феофилов, усмехнувшись, прошелся вдоль пианино, потом остановился, опираясь на него и внимательно глядя на Рудольфа. – Про сорок восемь яиц в неделю я тоже уже наслышан… Пусть и на бумаге, все равно приятно. Солидно… А ну как собьют тебя?
– Не собьют, – Рудольф улыбнулся. – Под Ригой немцы не сбили. Сейчас тем более не собьют.
– А венчаться не желаете, значит? – Он с укором взглянул на дочь и покачал головой. Все же он был регентом в церковном хоре, атеизма не понимал и не одобрял. – Какие вы, право, странные, молодое поколение…
Надежда вскинулась было, но мать положила ладонь ей на предплечье, и девушка ничего не ответила. Повисла пауза, которую нарушало только тиканье напольных часов в углу. В комнате пахло свежими тульскими пряниками и чаем.
– Безопаснее, чем со мной, ей нигде не будет, – Рудольф покачал головой. – Штабной вагон всегда в тылу. Вокруг всегда охрана. Авиация – это самое надежное подразделение в армии, у нас и люди соответствующие подобраны. И, конечно, прокорм у нас всегда получше…
– Это сейчас, война не вечно будет, – Михаил Иванович махнул рукой. – Ты дальше смотри. Никогда офицерские жены не были богатыми. Коли ты не генерал, конечно. Только для генерала двух классов даже в вашей Красной армии маловато будет.
– Я пойду учиться, – Рудольф был серьезен. – Сам хочу. После войны.
– А что родители твои скажут? – Михаил Иванович прищурился. – Латыши-то? Скажут небось, что цыганка парня увела? Они-то знают хоть?