Парень побледнел как полотно, хотел было вскинуться, но понял, что остальные его не поддержат. Военком еще постоял, посмотрел на увальня, потом повернулся к остальным:
– Вы – бойцы Революции. Ее надежда. Вы должны думать о будущем Республики, о детях, которых завтра будут учить. Вы беречь должны народное достояние, а не дворцы да усадьбы грабить. Понятно это?..
В гараже повисло мертвое молчание: видно было, что многим партизанам есть что скрывать от новой власти. И все-таки других защитников у власти пока что нет – а значит, старые делишки с рук сойдут… Левин повернулся на скрипнувших сапогах и вышел из помещения. За ним потянулись остальные…
Летом в стране было неспокойно. В Толковской волости, под Островом, крестьяне подняли восстание. Его подавили. В июле вспыхнул белогвардейский бунт в Ярославле, потом пошли слухи, что чехословаки и белые взяли Симбирск, а затем Казань, что англичане уже недалеко от Вологды. Восемнадцатого июля в «Известиях» было напечатано воззвание к пролетариату союзных стран. А девятнадцатого июля – что в Екатеринбурге в связи с тяжелой военной обстановкой казнен бывший царь Николай Кровавый.
Рудольф, хмурясь, читал новости и размышлял, как повернутся события. Выстоит ли Красная армия? Думал он не столько о себе, сколько о близких: что будет, если немцы двинутся вперед, нарушив договор? Когда началось немецкое наступление на Марне, во Франции, он старался узнать об этом как можно больше. Впрочем, наступление это быстро выдохлось, а после началось ответное наступление союзников. Угроза Парижу была снята, и, вероятно, это означало скорый мир. А значит, что и под Псковом никаких дел с немцами не будет. И хорошо.
В августе в Поволжье шли сильные бои. Красная армия медленно двигалась вперед. Рудольф впервые услышал о подвигах красных военных летчиков под Казанью, и начавшая было подживать в его душе рана заныла снова: если родные в безопасности, его место не здесь, у шлагбаума или на хуторе с родными, – а там, на аэродроме. О большем – снова оказаться в кабине аэроплана – он и думать не мог. Просто снова услышать стрекот ротативного мотора или солидное гудение «Сальмсона», снова увидеть, как аппарат отрывается от земли…
Как-то раз им привезли воззвания Троцкого под заглавием: «Унтер-офицер! Тебя призывает страна». В тексте говорилось, что отныне каждый унтер становится «взводным», а вскоре он будет командовать ротой, батальоном, полком, дивизией. Рудольф усмехнулся: то – долой чины, а то – «унтер-офицер»! Воззвания эти развезли по деревням. Но, как и в случае с агитацией в партизаны, добровольно идти в армию никто особо не хотел. За годы империалистической войны крестьяне навоевались и теперь, даже если продотряды отбирали зерно, с землей расставаться не желали. Жди мобилизации, думал про себя Рудольф.