Он зыркнул на Мансура, как бы желая сказать: «Нет времени, понял». Хорошо было бы в придачу ещё и язык показать, но это было бы слишком.
В кабинете собрались, помимо Алексеевны, Штепа Елизавета, Прибрежный и Козинцев. Разговор между ними, по всей видимости, выдался нелицеприятный.
– Скажи, пожалуйста, – Козинцев обратился к Петру, – ты все документы сдал на кандидата в депутаты?
Лицо Петра сделалось жёстким. Он и рта не успел раскрыть, как Козинцев прикрикнул:
– Так чего ты тянешь? У нас сроки поджимают. Вы мне так всю предвыборную кампанию завалите. Какие документы ему остались?
Прибрежный дёрнул усом:
– Надо получить справки о нежелании состоять в гражданстве Украины, – и взглянул на Штепу. – И Елизавете так же.
– Вы с этими справками не затягивайте, – голос Козинцева стал обыденным, но не утратил своей твёрдости. – Это уникальная ситуация, как будто из пальца высосана – справки эти. Тут мы можем хорошо так пролететь. Как говорится – замах рублёвый, удар херовый. Я прошу вас, Геннадий, держать это на контроле.
– Михаил Андреевич, я не могу всего успевать, я бухгалтер, у меня дебеты с кредитами.
– Если бы ты своими обязанностями весь день занимался, но нет, пасквили в газеты мы пишем, статьи придумываем. Я вам ещё раз говорю, давайте мы не будем размениваться, у каждого есть свои должностные обязанности, их и надо выполнять.
– Петь, Петь, – пропищала Лиза. – Там маленькая ошибочка в докладе мандатной комиссии, можешь, пожалуйста, перепечатать. Я тебе сейчас скину на почту, что нужно исправить.
В присутствии Козинцева Пётр не находил смелости дерзить. Он промычал «угу» и пошёл на рабочее место. В спину раздался голос Розы Белоусовой:
– Никакой ответственности у молодёжи, никакой.
Он включил компьютер. На экране только-только выплыла заставка Windows XP, как в кабинет вошли Козинцева и Азарович.
«Наябедничал» – догадался Пётр.
– Напечатай, пожалуйста, Мансуру прокламации, – бросил Михаил Андреевич.
И никуда не деться – Козинцеву достаточно было выдать одно лишь указание, чтобы отношения между людьми урегулировались, а работа коллектива упорядочилась. Пришлось вставать, тащится в коридор и запускать ризограф.
– Двести штук, – Азарович с таким отвращением глядел на трясущийся, издающий скрежетание агрегат, словно боялся, что ризограф вместо бумаги проглотит его самого.