Покрытая инеем трава хрустела под ботинками из мягкой козлиной кожи, и звенела песнь одинокого дрозда. Мариетта постояла, пытаясь отыскать птицу, но тут же услышала хруст шагов другого человека.
Голос Дроссельмейера в этом пустынном месте зачаровывал:
Но вдруг безлиственный провал
Шальную песнь исторг,
Стон ликованья в ней звучал,
Немыслимый восторг [9].
– Я бы не отнесла вас к почитателям Томаса Гарди, – сказала Мариетта. – Вы не производите на меня впечатление человека, увлеченного романтизмом. – Она наконец-то заметила светлую в черных пятнышках грудку певчей птицы. Она порадовала их последней трелью, потом расправила крылья и исчезла в серебристом воздухе. Мариетта повернулась к Дроссельмейеру.
– Неужели? – Он улыбнулся, но не высказал своего мнения. – Простите, что навязываю вам свое общество. Ваша фигурка в тумане возле замка так романтична, что я почувствовал себя просто обязанным присоединиться к вам.
За спиной он сжимал в руках черные перчатки, пальто «честерфилд» из черного твида с бархатным воротником защищало от сильного холода, цилиндр явно был взят в последний момент, этот факт выдавали его растрепанные волосы.
– Буду очень рада, если вы составите мне компанию, – сказала Мариетта, оглядываясь на свой дом. Он возвышался за их спинами – внушительное георгианское каменное здание с колоннами. Она почти ожидала увидеть в одном из верхних окон мисс Уортерс, наблюдающую за ней, как будто ее дуэнья могла почуять, что Мариетта гуляет наедине с ухажером.
– Мне сообщили, что я должен создать сцену и декорации для вашей постановки балета «Спящая красавица» на ежегодном Рождественском балу. – Дроссельмейер внимательно наблюдал за Мариеттой, когда они пошли по саду дальше. Она чуть отстранилась от него, а он продолжал: – Должен признаться, я с большим нетерпением жду возможности ее увидеть.
Мариетта улыбнулась:
– Вы слишком добры. А мне не терпится взглянуть на ваши декорации сцены, я уверена, что они будут просто великолепными.
Каждый год о Рождественском бале у семьи Стелл судачил весь город, но только в этом году на нем пригласили выступить балетную студию Мариетты. Это был последний год ее занятий танцами, и, хотя обычно выступления проходили на сцене театра, Теодор быстро отверг эту идею. Тогда Мариетта убедила его, что ей было бы приличнее станцевать у них на балу, и в редкий момент сентиментальности он согласился.