– И тебе доброй ночи, Шэйлис.
А на утро мы отправились через лес. Причем Кайрэн крепко сжимал мою руку.
Когда мы ступили под сень первых деревьев, я остановилась как вкопанная. Вроде бы кроны их были не так уж густы, ярко светило утреннее солнце, но переход от света к сумраку оказался таким ощутимым, что мне стало не по себе. Как раз в этот момент вампир и взял меня за руку.
Прикосновение Кайрэна заставило меня содрогнуться всем телом. Теплая, твердая мужская рука, изящные пальцы. Приятное покалывание от соприкосновения нашей кожи. Но воспоминание о красных глазах и острых клыках сводило на нет все эти обычные и приятные ощущения.
Я посмотрела на него.
– Зачем?
– Нет желания гоняться за тобой по всему лесу.
– Я не собираюсь никуда бежать.
– Это ты сейчас так думаешь.
Я сделала попытку отнять свою руку.
– Не дергайся, Шэйлис. Потом сама спасибо скажешь.
Я пожала плечами, и мы двинулись дальше. Сумрак сгущался, деревья смыкались плотными рядами и казалось угрожающе надвигаются на нас, поскрипывая стволами. Корни, тут и там торчащие из-под земли, хватали нас за ноги, затрудняли движение.
– Ужас какой-то, – пыхтя и отдуваясь, негромко произнесла я, продираясь сквозь чащу.
Крепче сжав мою руку, Кайрэн ответил:
– Это еще цветочки, Шэйлис. Невинное развлечение леса.
Мы молча пошли дальше. И вдруг я почувствовала какое-то легкое, мимолетное касание. Не к телу. К душе. Мне стало совсем уж не по себе, и я ускорила шаг, насколько это было возможно. Давление усилилось. Казалось, кто-то пытается пролезть прямо мне в душу, раздвигая и отбрасывая ненужное грубыми, грязными лапами.
– Кайрэн! – задыхаясь, в ужасе воскликнула я.
Он взглянул мне в глаза.
– Проклятие Орниуса! Начинается. Держись, Шэйлис! Сейчас…
Что будет сейчас, я так и не услышала.
Сознание мое затопили голоса и обступили картины далекого прошлого.
– Шэйли, беги!! – голос моей мамы, в мольбе протягивающей руки к бандиту, занесшему над ней топор.
Тело моего отца, почти перерубленное надвое, плавающее в луже собственной крови.
Моя старшая сестра, крики которой слышались из толпы обступивших ее мерзавцев.
Моя разорванная ночная рубашонка, за которую меня схватил один из налетчиков. Каким-то чудом мне удалось вырваться.
И топот детских босых ног. Моих ног. Обезумевшим от ужаса вихрем пронеслась я тогда по дому, поскользнувшись и чуть не упав в луже крови, выскочила за порог и побежала к лесу. Меня никто и не преследовал, видимо посчитав пятилетнюю девчонку совершенно бесполезной добычей.