Общая нравственная установка, неписаный семейный постулат: «обстановка для работы есть» – эти строки написаны в заключении, стало быть, условия для усердной работы находились такими людьми практически всегда, при любых бытовых условиях и обстоятельствах. Даже для девочки Ксении в необходимый минимум гармоничного внутреннего существования не входят платьица и игрушки: «Книги, тетради, учебники, книжки для чтения – все мое душевное хозяйство». При этом внимание и аппетит к жизни были постоянны: поражает описание экстерьеров и обстановки домов, предметный мир базаров, наряды всевозможных кроев и тканей, модели причесок и многое другое – в деталях и красках. Это взгляд смелого и открытого всему миру человека: монастырское «отречение от жизни мне казалось страшнее смерти». Особенность памяти мемуаристки состоит и в личной топологической одаренности: она прекрасно запоминала расположение предметов в пространстве, от содержимого ящика стола до планировки усадьбы. И, конечно, специфическая память на репродукции, иллюстрации, самые разнообразные «картинки» – здесь чувствуется глаз будущего художника, сосредоточенного на восприятии и передаче визуального.
В характере автора мемуаров разместить среди глав одну с неожиданным заголовком «Лень». Трезво и без оправданий, достаточно отстраненно описывается особенность темперамента: опоздания в школу, невыученные по лености уроки и даже утреннее одевание и сборы с участием всех членов семьи. Казалось бы – простительная детская слабость, которая должна бы со временем изжиться, но – нет. Волевым импульсом в одночасье недостаток был преодолен после язвительного замечания одноклассницы, причем преодолен на всю жизнь. Этот эпизод относится к тем «пунктумам», о которых упоминалось выше и которые приоткрывают принцип работы психологических механизмов человека и художника.
Воспоминания удивительно переплели в единый богатый поток все эмоциональные краски жизни, без надуманных фигур умолчания и манерно отведенных в сторону глаз. Время отрочества и юности Ксении совпало с периодом становления и утверждения стиля модерн, отголоски философии которого естественным образом были развеяны в атмосфере, исподволь воспринимаясь остро чувствующими натурами. Пластическая идеология модерна сравнима, как это ни покажется странным, с философией Достоевского, в которой любой человек заключает в своей природе и зло, и добро одновременно. Такая полнота мира в каждом его творении была принята мастерами модерна как плодотворная художественная идея, где связи между внутренним и внешним, конструкцией и декором сплавились в единую, органичную образно-пространственную систему.