И со всех сторон сразу же к тебе тянутся руки, поворачиваются головы и сверкают глаза, в одной общей молитве, потом только хруст и удовлетворённые покрякивания, и выражение осоловевшего восторга не сходит с обычно равнодушных и непроницаемых лиц, и это есть тот момент твоего личного торжества, к которому ты готовилась весь год. На минуточку тебе кажется, что наконец-то тебя полюбил весь мир. И эта минуточка дорогого стоит. Казалось бы, ничего особенно для этого не было нужно. Всего лишь два-три акробатических трюка, немного игры воображения и одна маленькая жестяная коробочка. Действительно, есть что-то ангельское в человеке, обсыпанном мукой и раздаривающем кексы!
Пока готовила, дети прибегали лакомиться сырым тестом. В детстве нам всем говорили: не ешь сырое тесто, живот заболит, кишки слипнутся. А удовольствие это запретное, ну согласитесь, ещё никто не отменял. Прокрасться на кухню, всунуть палец в ароматную липкую массу и облизать его, давясь смехом. И мама обязательно замахнётся на тебя мокрым полотенцем и скажет «Кыш!», но всё понарошку, всё играючи. И даже кастрюльку не сразу помоет, а даст выскрести ложкой остатки шоколада. Что это, как не самое лучшее доказательство того, что вся эта кухонная предрождественская хлопотня и возня кому-то нужна. Всё это незабываемое волнение неспроста – апофеоз сырого теста и никаких глистов.
«Такие мне столь же интересны в рассуждении любовном, как сырая женщина-друг». Ничего не могу с собой поделать, но в этих словах одного из героев Набокова я слышу сравнение женщины с сырым тестом. И вспоминаю о нём всякий раз, когда замешиваю тесто на кексы и защищаю его от нападения детей. Прямо наваждение какое-то – «сырая женщина-друг».
Так вот, набоковскому герою надо, чтоб скворчало, хрустела корочка приготовленного блюда, поблёскивала нежная розоватость мыска под шубкой из беличьего меха, чтобы твёрдость кожи подрагивала и таяла в сочном излиянии и «всё вокруг передвигалось в другое измерение тайной упругой трусцой», с ударением на слове «упругой». Чтобы голова, чёрт возьми, кружилась от тёплого пряничного аромата, от персиковых изгибов и от таинственных медовых испарений. Желанная женщина – готовая твёрдая выпечка. Нежеланная, впавшая в немилость, – сырое тесто. «Знакомая чёрная шапочка, пальто на руке… автомобиль. Женщина, которую мы никогда больше не увидим, махала яблоневой веточкой». Она уже давно неаппетитна, а всё еще стоит и машет яблоневой веточкой. Откуда эта веточка-то у неё?