Откуда-то раздалось жалобное мяуканье.
– Федя, ты где? Ты что здесь делаешь? Эй, братан, ты чего? Зачем в шкаф залез?
В голове прозвучал голос:
– Каринка запнула, змея.
Фёдор выскочил и, тряся меховыми штанишками, скачками понёсся в сторону кухни, сначала жадно пил, потом потребовал еды коротким и требовательным «мяу».
– Жрать-то как охота, и пить. Ну ничего, я этой стерве платье подрал и в тапки навалил, которые, помнишь, она тебе набрехала, что пять тысяч стоят, а сама за тыщу у Ксении купила, а остальное протусила с курицами щипаным своими. Крутит тебя, дурака. Феденьку целый день взаперти держала, пить-есть не давала, гадина.
Никита сел на стул. Потряс головой.
– Муррр, мурр, муррррр, уууу, – мурчал-подвывал, ел с аппетитом кот.
Никита потряс головой, посмотрел на кота, тот ел себе спокойно, правда, подвывая от удовольствия.
– Лапы затекли, я как вцепился в её платье, это блестючее, так и висел, кое-как отодрал, когти-то.
Она тебя крутить будет на платье новое, не поддавайся. И вообще, гони её, разве это хозяйка? Это блоха какая-то, тьфу на неё. Выгони, хозяин, мы себе лучше найдём.
– Федь, Федя, ты со мной разговариваешь, что ли?
– Я, кто ещё-то… Ой, хозяин, ты что, меня слышишь?
Кот прижал уши и, повернувшись в сторону Никиты, печально поведал:
– Ты это, извини, брат, я не хотел, платье-то. Каринка первая начала войну, ненавидит меня…
Никита упал в обморок.
– О, барин, долго спал-почивал.
Он опять стоял на том же самом лугу, только уже стояли скошенные стожки.
– Евдоким?
– Оя, я, я, барин.
Аль не признал. Ну что барин, идём потрапезничаем, Марьяна снеди принесла. Матушка сегодня хлеба пекла, ты же знаешь, какие ковриги хлеба печёт матушка…
Евдоким кивнул в сторону сена.
– Идём, там, под копёшкой, поваляемся, пополдничаем, да мож, думаю, скупнуться, а, барин?
Никита только кивнул головой.
«Видимо я сошёл с ума, у меня раздвоение личности. Ну всё. Это всё объясняет. А как иначе, луг этот, Евдоким, говорящий Фёдор, это всё, конец…»
– Ну чё, барин, идёшь?
– Угу.
Никита подошёл к копёшке, как назвал её Евдоким, к нему спиной сидела… девушка. В нарядном сарафане, в белой рубашке, по рукавам вышивка, коса толстая, по всей спине, как змея вьётся.
Повернулась, и Никита пропал. Это ж надо, такую красоту матушка-природа сотворила, а, вернее, его подсознание.