зачиная морской бой, – «Чёртова дюжина» первой идёт на абордаж. И к кому ещё обратиться магистру и аколиту за помощью? Кого брать с собою в чёртов Киев, понуждать чёртовых славинов надрать задницы чёртовым хазарам? «Чёртову дюжину», разумеется…
Князя Инегельда Олег приметил ещё с улицы – Боевой Клык стоял в одной рубахе на ступеньках у входа и озирал Мессу. Вид у него был героический – больше всего князь походил на завоевателя, только что поправшего знамя противника и занявшего его крепость.
– Приветствую высокое начальство! – радостно протрубил Инегельд.
– Здорово, Клык.
– Проходь, дёрнем по маленькой. День‑то какой! Грех не выпить.
– Повод уж больно сомнительный, – улыбнулся Сухов, крепко пожимая громадную лапищу князя. – Я на минутку. Тут такое дело… Это самое… Мне срочно нужна «Чёртова дюжина» в полном составе.
– И я?
– Кстати, да. Куда ж без тебя…
– А то! И куды именно без меня – ну, никак?
– В Киев, князь. Мою особу беречь будете.
– Ага… Куда и чего – ясно. А когда?
– Сегодня. Это самое… Чем быстрее туда, тем скорее обратно.
– По рукам!
Распрощавшись, магистр повернул обратно – домой. Шёл и думал, как, в принципе, бессмысленна жизнь. Один наихристианнейший венценосец затеял евреев гонять, другой самодержец, приверженный иудейству, принялся крещёных казнить, а теперь венценосная особа, коя первой начала, жаждет и бойню устроить, и не запачкаться. А смысл? Почему славины должны теперь кровь пускать, себе и хазарам? Чего для? И всегда так – вышестоящие накосячат, наворотят, а «выпрямлять» приходится нижестоящим, теряя здоровье, а порой и само житие.
Философический настрой привёл Сухова в равновесие, но хрупкий, едва обретённый покой ненадолго задержался в душе – на форуме Константина Олег стал свидетелем безобразной сцены. Справа от колонны, подымавшей над площадью золотую статую равноапостольного императора, располагался Нимфей – каскад бассейнов с гротами и арками, со статуями и чашами фонтанов. На краю Нимфея гомонила толпа. Сухов пригляделся и сморщился в гримасе отвращения – двое дюжих молодцев окунали в воду визжащего иудея, а толстый священник крестил его. Еврей лупил глаза, хватая воздух перекошенным ртом, и брыкался – руки его были связаны. Наконец ему удалось чувствительно задеть одного из молодчиков – тот упал, но и сам иудей не удержался, скрылся под водою. А в руках доброхотов уже билась, крича и рыдая, черноволосая девушка, наверняка Сара или Суламифь.