Пенни пока переводит дух, косится на крепко вбитый в землю шест, увенчанный для красоты оленьим черепом с какими-то линялыми лоскутьями на рогах.
Пенелопа может сказать одно – наверняка закаты тут над озером просто чумовецкие.
– А эт чо за жлыга? – всё же любопытствует она.
– Рогаткина башка? А-а, это зна-ак другим оркам, – объясняет Булат. – Старшак его ещё на второе ле-ето поставил.
– Так тут и другие орки есть?!
Красавчик выдаёт странную, слегка пугающую улыбку. Прикасается к шесту, будто это рогатое пугало ему – вещь любимая и святая.
– Мы надеемся.
* * *
Чабха остаётся приготовить место – натащить для костра палчёвин, надрать сухой коры, развести огонёк, обойти старые места для полотняных домов – всё ли благополучно, проведать какую-нибудь там знакомую змеиную нору – ну мало ли что орки делают в таких обстоятельствах. Прежде чем побежать обратно к клану, Пенни идёт к воде – прохладиться малость, плеснуть в лицо, утереться ладонями.
«Уйду, – думает Пенни. – Это что же, всю жизнь теперь так жить? Ни кровати нормальной, ни в кино сходить. День надрываешься, ночь на тощем спальнике ёрзаешь? Вместо телека бабка заумная со стихами? А зимой как? Штырь ещё этот, чтоб он сдох. Бесит. Уйду. Ничего, устроюсь как-нибудь…»
Неясными сполохами в башке мельтешат ещё обрывки мыслей про Штыря-старшака, чтоб ему показать и доказать, но это уж совсем спутанно.
Пенни вдруг кажется, что на неё кто-то смотрит. Межняк настораживается, замирает, вглядываясь в берег. От солнечной ряби неловко глазам. Ей чудится лёгкое движение поодаль, за ка-мышиным островком, там вроде мелькнуло между колышущихся стеблей что-то белое – или показалось? Мгновение спустя слышен лёгкий всплеск. Ерунда.
Должно быть, рыба играется. Или птица какая-то нырнула. Кто их разберёт.
* * *
– Быстро ты, – хвалит Коваль.
Ёна снимает с груди Пенелопин рюкзак, держит его за лямки, помогая осьмушке снова навьючиться. Все рады её скорому возвращению, и от этого Пенни непривычно тепло. Одёргивает себя: «Да не самой тебе они радуются, мозгами-то подумай! Ишь лыбы тянут – скоро долгая стоянка, можно будет отдохнуть и устроиться с бо>́льшим удобством, вот и всё».
Коваль протягивает свою флягу – там кипрейный неслащёный завар, вроде чая:
– Я подумал, не годится тебе всё-таки без своего ножа бегать… Когда буду там мастерить, иди ко мне подпомощницей. Скуём тебе резачок по руке и по имени. Что скажешь?