– Курортный роман?
– Просто мама очень хотела меня. Где-то живет человек, который даже не знает, что я есть. А я благодарна ему. И маме, конечно. Они мне подарили жизнь. А мне очень нравится жить, Арсений. Теперь закрой глаза и спи. Спи, спи, спи.
Утром Арсений очнулся от боли. Он лежал плашмя, одеяло сползло с него ночью, возле тахты стояла Римма и готовилась еще раз щелкнуть по вздувшимся плавкам. Арсений поспешно повернулся на бок, поднялся и с ужасом посмотрел на Анну. Девушка спала безмятежным сном, как ребенок. Как уснула, так и не двинулась. Арсений похватал одежду и пошел на кухню. За ним последовала улыбающаяся Римма. В кухне Арсений стал одеваться.
– Заболтались вчера, – начал он.
– Не оправдывайся, – спокойно прервала Римма.
– Как ты оказалась в квартире? Мы что, дверь не закрыли?
– Мне Анна ключи дала. Еще давно. На всякий случай. Вдруг свои потеряет.
– Чего так рано пришла?
– Сообщить тебе приятную новость.
– Какую?
– У тебя есть заботливый друг.
– Друг? Что за друг?
– Не знаю. Он изменил голос. Спросил, как я чувствую себя. И это в шесть утра, паразит! Я говорю – «Хорошо». А он мне – «Зря. Твой Арсений спит с твоей подругой Анной». И положил трубку, слизняк.
– И ты примчалась?
– Сцены устраивать не буду. Ничего у вас не было. В тебе я могу и усомниться, а в подружке нет. Анька святая. Дуреха еще.
– Тогда чего прибежала?
– Будь осторожней. Ты иногда такое говоришь!
– Что думаю, то и говорю.
– Можешь мне говорить, что угодно. Аньке можешь. Она, как партизанка, под пытками не выдаст. А в доме Касьяныча, не сомневаюсь, бывает твой «друг», который нынче утром мне позвонил.
В дверях кухни появилась Анна в халатике. Сонно уставилась на гостью еще не до конца проснувшимися глазами, не удержалась и по-дитячьи сладко зевнула, потом спохватилась и прикрыла ладошкой рот.
– Ой, Римма! – обрадовалась она. – Поройся в шкафу, что-нибудь придумай.
И ушла в ванную.
Как-то Анна спросила Арсения, что ему более всего помнится из детства, и он ответил одним словом – нищета.
Темная, темная ночь, пятилетний Арсений просыпается в страхе, что-то нехорошее его разбудило. Окна избушки еле угадываются, как размытые пятна. Он слышит в углу шорох и тихий всхлипывающий шепот. В этом углу висит икона Николая Угодника. В темноте иконы не видно и мамы тоже. Мама молится перед святым, конечно же, стоя на коленях. Но еще что-то пугает Арсения. И до его полусонного сознания доходит, что это мычит корова в стайке. В ночной глухой тишине рев ее леденит кровь в жилах, будто страшное чудовище или сама смерть подает голос. Арсений сползает с кровати, подбегает к маме и спешно опускается на колени. Мать обнимает его, прижимается к лицу мокрой щекой, шепчет: