Послышался короткий стук – дверь купе приоткрылась.
– Ну как, ужинать будем?
Надо же, какая фигуристая!
– Давайте… давай скорее, красавица.
Ух ты, сосиски! С картошечкой, с кетчупом.
– И водочки, красотуля.
– А тебе не хватит?
– Что?
– Ты же на ногах еле держишься.
Да что она несёт? Ах да, коньячок был употреблён, а до того ещё и водка. Надо же, пяти часов не прошло… Ладно, а что у неё на овальчике? «Ксения. 800». Аразмерчик у неё где-то третий. Знак ГТО на груди у нея, больше не знаем о ней ни… ничего.
Проводница повернулась к двери.
Вот это ножки! А булочки-то, булочки, так и перекатываются! Надо брать. Первый – пошёл.
– Послушай, Ксения.
Она оглянулась – ледяная улыбка. А бейджик-то – как испарился.
– А почему это вы мне тыкаете?
– Не понял.
– Должна вас огорчить: наш поезд не шлюзуется, и за окном уже Материк.
Ну да, это же спецпоезд… Специальный, значит. И вновь накатило тяжкое чувство: словно неведомый кукловод заставляет меня, беспомощную марионетку, играть чужую роль. И в этом странном сценарии я не могу изменить ничего.
– В силу вступили законы Российской Федерации, – сказала Ксения. – Кстати, сейчас наше радио транслирует Уголовный кодекс.
– Кодекс?
– Весь-то он вам ни к чему, но хотя бы специальную часть… Ответственность граждан за преступления, совершённые в Большой зоне.
Специальная часть? Специальная… Что не так?
Девица, окинув меня взглядом, прыснула:
– К вольной жизни привыкаешь не сразу, верно?
…Часть специальная… Исчезло важное, безумно важное. Как пусто внутри… Но что не так? Деньги? Их перечислят, и дочурка моя будет жить. Но… как её зовут? Маша? Или Таня… Что такое? Я забыл её имя? Ах ты блин, всё куда хуже… Часть специальная!
Словно чужая тень отошла – и ясно стало, ясно до омерзения, – нет у меня никакой дочери. И не было никогда… А-а-а-а-а-а!..
***
За два дня до того
Порывы ветра за окном раскачивали верхушки сосен.
– Не желаешь тряхнуть стариной, Костя? – спросил Ратников.
На самом деле меня зовут – Александр Константинов. Костя, производная от фамилии, – с доисторических времён, когда мы с Толей Ратниковым учились в техникуме, в одной группе. Да и его мы звали тогда не по имени – просто Белый6.
Запах смолы дразнит ноздри, в лес бы сейчас, хоть через окно прыгай. Но нет никакого леса. И окна на глубине сорок метров быть не может. Никак не может – в режимном помещении Академии метанаук, глубоко засекреченной организации на окраине Москвы. А мы сидим в кабинете начальника первого сектора, отвечающего за глобальную безопасность.