Последним вошел, вымыл, как все, руки, вытер их общим полотенцем и сел за стол айгрин. Гаор исподлобья следил за ним и за остальными, пытаясь определить: не отделяют ли его, как, бывало, на «губе», да и в училище отделяли подлипал и стукачей. Но палачество айгрина ему явно в укор не ставили. Как и всем, налили в миску из общей кастрюли супа. Хлеб на столе навалом на большом деревянном круге и берут, не выбирая, по кругу. А ложки мечены, но тоже в общей куче.
– Эта твоя будет, – дала ему ложку Большуха, – сам потом пометишь.
– Спасибо, Мать, – ответил Гаор, продолжая следить за айгрином.
Но тот ел, глядя в свою миску и словно не замечая окружающих.
Суп странный, такого Гаору есть ещё не приходилось, но он был слишком занят своей болью, голодом и присутствием за общим столом палача, чтобы разбирать вкусы, и потому даже не спросил, что это за суп и как называется.
После супа положили каши, уже знакомую ему гречку, и налили молока в кружки. Утолив первый голод и успокоив себя привычной фразой, что в каком полку служишь, по тому Уставу и живёшь, Гаор стал выспрашивать соседей о порядках. Особенно его интересовало курево. Норма оказалась та же: мужику пачка на две декады, а курить можно во дворе, в кухне ещё…
– Это когда Мать дозволяет.
– А она не балует нас, ох, не балует.
– А чего вас, бугаёв неложеных, баловать? Чтоб вы мне всю кухню дымом своим прокоптили? – не всерьёз рассердилась Большуха.
– А мне и вовсе не дают, – вздохнул длинный тощий мальчишка, ошейник ему заклепали явно на вырост. – Матка не велит.
– И не велю, – твёрдо сказала Красава, – мал ты ещё для курева.
– Вот станешь, Лутошка, мужиком, – сказал, подмигивая остальным, Чубарь, – тады и закуришь.
Все засмеялись.
– А энто ему и навовсе рано, – решительно сказала Нянька.
– Не ему рано, Старшая Мать, – возразил Тумак, – а Трёпка мала.
Когда отсмеялись над покрасневшими Лутошкой и Трёпкой, Большуха уже серьёзно сказала:
– А в гараже, Рыжий, или там в сенном курить и не вздумай. Не по-сегодняшнему шкуру спустят.
– Не дурак, – усмехнулся Гаор, – понимаю.
– То-то, – Большуха протянула к нему руку, – давай, подолью молока тебе. По нраву пришлось, вижу.
Гаор с радостью отдал ей кружку. Молока он не пил с училищных времён. Давали его только младшим классам, и не сказать, что тогда оно ему особо нравилось. А это, густое, сладковатое и неожиданно сытное…