Нет, пить сейчас было бы неразумно. Хоть и очень хотелось.
Побег от реальности. Все-таки лучше было застрелиться. По крайней мере, голова бы не так болела. И рука. Может быть.
Закурил.
За пять минут успел выкурить три сигареты. И не почувствовал вкуса.
Наконец они явились. Вернее он, в единственном экземпляре. Случайно оказавшийся поблизости представитель закона.
Я встретил его и провел в комнату, оставив дверь открытой.
Он только мельком взглянул, повернулся ко мне.
– Кто это сделал?
– Я.
– И вы же позвонили в милицию?
– Да.
– Зачем?
– Не все ли равно?
Дверь в прихожей хлопнула, кто-то выругался, и перед нашими светлыми очами возник жизнерадостный очкарик в насквозь промокшем плаще.
– Привет, Тай! – бодро начал он. – Ну и где твоя обещанная сенсация? Давай ее сюда!
– Заходи и бери.
Я слегка посторонился, пропуская его в комнату.
Он издал довольный вопль.
– О «Белой розе» я знаю. Это продолжение, да?
– Это финал.
– Ах, ну да.
– Это еще кто такой? – изумился старший лейтенант, ошарашенный подобной наглостью.
– Пресса.
– А, представитель первой древнейшей…
– Второй, мой дорогой, второй древнейшей.
– Есть ли разница?
Я оставил их препираться и вернулся на кухню. Стакан с виски, полный звезд, все еще ждал меня.
До чего де надоело бороться с самим собой. Я выпил его залпом, но легче не стало.
Потом в комнате собралось слишком много народа. Мне наконец надели наручники и, затолкав в машину, повезли куда-то. Показалось, или я действительно видел аккуратно припаркованную машину господина Оскара. Показалось, скорее всего.
Пока меня обыскивали и снимали отпечатки пальцев, кто-то все же обратил внимание на мою руку. Отвели в медсанчасть.
Горели лампы дневного света, отражаясь на хромированных поверхностях. Все было белым и резало глаза.
Врач поменял повязку. Обработал раны старые и новые. Сделал обезболивающий укол. Сам. Я не просил.
После этого меня отвели в камеру. За спиной захлопнулась дверь, отрезая от внешнего мира. Наконец-то я был один. Добрался до кровати. Она оказалась скрипучей. Жесткой. Самой лучшей на свете.
Мне снились белые падающие здания, и жестокое солнце, восходящее над пустыней.
Утром начался допрос.
Их было двое. Серьезны и сосредоточены.
Вначале все было неплохо. Я назвал свое имя. Вернее, два имени. Первое, полученное мной при рождении, и второе, данное мне господином Шенки, когда я поступил к нему на службу.