Отец Пантелеймон уже скинул плотную рясу и подрясник, засунул жидкую бородёнку за кушак и колол дрова. Увидев непрошенную гостью, нахмурился: батюшка еще помнил, как три года назад Васька-скромница ходила с бабкой в церковь и стояла в уголке, глаза долу. А теперь, дрянная девка, разъезжает с такими же срамницами по округе, с плакатами в руках: «Долой совесть! Прощай, стыд!»
Васька поздоровалась и остановилась у плетня.
– Чего нужно? – неласково спросил отец Пантелеймон, не прерывая своего занятия.
– Пришла я по секретному делу, – вполголоса сказала Васька и кивнула зачем-то вбок головой, словно показывая, откуда у секрета дорожка.
– В избу тогда пошли, – позвал священник, воткнув топор в колоду.
Отец Пантелеймон жил один, схоронив не так давно жену. Священнику второй брак был не по чину. Двое его сыновей подались в город, отца по идейным соображениям стыдились и на глаза не казались. Отец Пантелеймон и сам злился на себя, только по другой причине. Очень уж жалел, что прошляпил самый важный момент, когда все как тараканы бежали из страны, кто куда. Из-за проклятой дуры-жены, брюхатой третьим ребенком, которого вскоре и выкинула, остался в Семёновске. Думал, что ещё придет время, да не случилось. Он жил двойной жизнью: с виду праведник, на самом деле чах над златом, как сказочный Кащей. Прикарманив деньги старого помещика Бутурлина, он таился от всех и ни на секунду не забывал, что золотишко припрятано тут же, почти у народа на виду.
Вечерами он обдумывал тысячи разных вариантов, как пристроить деньжищи. Эти мысли едва не свели старика с ума. Теперь уже священник понимал, что время упустил безвозвратно¸ и удерживала его на свете одна злорадная мысль, что он является владетелем сокровища, никому не известного и от всех спрятанного. И если обижал кто священника неуважением или презрительно говорил о нем, как о служителе культа, отец Пантелеймон гордо выпрямлял свою старческую спину и сверкал очами. «Захочу я – всю вашу братию с потрохами куплю и в рабство обращу», – думал он и тем утешался. Но вид его гордый и своенравный окружающие понимали иначе: «Крепок в вере отец Пантелеймон!»
Ещё помнили прихожане пожар, в котором получил священник страшные ожоги, спасая иконы и другую утварь, вытаскивая очумевших служек из горящего храма. Гордились батюшкой, как и Васька, пока та не узнала страшную тайну.