Однако, полоса желтого света, проникающего из коридора в спальню, осветила раскиданные пустые флаконы из-под различных обезболивающих препаратов. Викодин. Оксиконтин. Фентанил… Подбежав к ней и одновременно набирая номер скорой, я не ощутил, что наступил прямо на темное мокрое пятно возле тумбочки и как пнул толстодонный стакан далеко под кровать. Сквозь пелену слез я видел только пену, стекающую тонкой струйкой изо рта и закатившиеся голубые глаза. На задворках сознания возникла мысль, окутывающая меня чувством из смеси ледяного страха, паники, нечто схожего с чувством облегчения, которое наступает после окончания долгих лет страданий и глубочайшего стыда: «Вот ты и сдалась».
Ожидая вестей из реанимации, я сидел в коридоре с ужасным похмельем, мокрыми от коньяка носками, и смотрел не моргая в одну точку на стене. Через несколько часов вышел доктор и сообщил, что ее состояние стабильное и через пару-тройку дней ее выпишут. Уходя, со словами «Обязательно позвоните», он протянул мне визитку с названием релаксационного стационарного комплекса. Я снял все сбережения, включая те, что заработал во время практики в одной компании и, когда мать выписали, оплатил ей трехмесячный курс терапии.
Все будет хорошо. Я усиленно верю в это и не подпускаю к себе навязчивые мысли о разнообразных проблемах, которые с каждой секундой теряют свойство решаемости.
Рано или поздно все обязательно станет хорошо.
Тем же вечером, проглотив свою гордость, я позвонил отцу. В последнее время наши отношения были весьма натянутыми, и я искренне не понимал, почему, потеряв одного сына, он делал вид, что второго у него никогда и не было. К моему удивлению, он взял трубку и можно сказать, что мы поговорили по душам. Он сообщил, что сам хотел позвонить, что разводится с Катариной и что будет очень рад видеть меня в гостях. Просил прощения. Через несколько дней я сдал квартиру двум студенткам и первым же рейсом вылетел в Берлингтон, последовав совету отца, и всю дорогу раздумывал над его словами: «это сработает, я обещаю».
Минуту я стоял перед дверью в комнату Дэйтона – этот момент глубоко отпечатался в моей душе, – а затем протянул руку и повернул ручку. Толкнул дверь. Впервые за почти три года я зашел в его комнату. Его запах был все еще здесь. Деревья снаружи отбрасывали на стены черные тени. Щурясь в темноте, я подошел к кровати. Как был, прямо в одежде лег на голый матрац и забылся беспокойным сном.