На зверей он реагировал иначе. У Камиллы не осталось никаких сомнений: кто-то за ними шпионил, но почему-то наотрез отказывался выходить. Кому столь важно сохранить инкогнито? Убийце. И пускай для него не было никаких причин подслушивать, иных кандидатов не находилось. Грозное басистое рычание Батона давно вынудило бы любого другого помчаться прочь.
Вспомнив о вырезанном на трупе тризмейнике, Камилла попыталась успокоить себя.
Он, наверное, охотится за нечистью. Да. Зачем ещё вырезать оберег? Это печать. Впрочем, приветствовать убийцу с хлебом и солью ей не захотелось.
Последовав примеру Эрнеса, Камилла тоже вооружилась палкой и покрепче взяла поводок Батона. Она боялась, что пёс рванёт в атаку, но тот внезапно смолк, а затем и вовсе жалобно заскулил.
Из-за деревьев показался шар чистой энергии, окутанный шлейфом озона. «Не двигайтесь!» – крикнул Эрнес, и все на поляне застыли, перестав дышать. Шаровая молния медленно подплыла к ним и зависла в воздухе. Подобно слуге Смерти, она выбирала, кого забрать на тот свет. Резко дёрнувшись в сторону Камиллы, молния ударила в ту самую раздвоенную берёзу. Вспышка пламени. Оглушительный треск. Щепки брызнули, разлетелись повсюду, словно конфетти из хлопушки. Наземь рухнула отсечённая половина берёзы.
Батон сообразил первым и кинулся назад, к Матвею. Камилла с Эрнесом ринулись за ним. Уже через минуту они вчетвером неслись по берегу и даже не думали оборачиваться.
Балансируя на одной ноге среди чешуек опавших лепестков, Шестнадцатый старался не шевелиться, дабы не выдать себя. Дети с собакой уже давно удрали, и теперь по поляне рыскал седовласый человек: то ли женщина, то ли мужчина, огромного роста со сморщенным, как ссохшееся яблоко, лицом.
Шестнадцатый приметил его, ещё когда дети рассуждали о русалке. Человек, не скрываясь, стоял вдалеке, среди деревьев, но, точно призрак, умудрился не попасться никому другому на глаза. От одного его вида у Шестнадцатого побежали мурашки по спине.
Наслушавшись про нечисть, он даже ненадолго усомнился в реальности огромного человека, но сейчас знал наверняка: тот состоял из плоти и крови. Его широкие светлые штаны вымокли до колена, а по длинным серебристым волосам скатывались капли. Пускай человек и двигался слишком проворно для своей великанской комплекции, физический мир всё же имел над ним власть.