Произнеся эту речь, старик решил, что он удовлетворил любопытство собравшихся, но торговец оказался настырным и никак не отставал от него.
– Ну тогда не надо нас больше обвинять, как вы это сделали только что.
– Да разве я вас обвиняю, господа! – воскликнул Зэбе со смирением, которое еще больше подчеркивало его еврейское происхождение, – разве я хоть кого-то из вас обвинил?
– Вы же оба тут кричали: «Что такое ему сказали?» А мы вообще ничего не говорили этому молодому человеку. Мы даже не знали, что он слышит нас. Что же касается того, о чем мы говорили между собой, то говорили мы о пристойных и разрешенных вещах, можете мне поверить.
– Эх, господа, да кто же в этом сомневается? Но поймите и вы причины нашего испуга: ведь этот юноша, как только услышит что-нибудь, так сразу норовит вздыбиться, словно жеребенок, на которого нашло помрачение. И все-таки, простите мое любопытство, о чем вы говорили?
– О многих разных вещах… о жестокости тирана Ричарда III, ну и… скажем так… о его зарезанных племянниках.
– Вот-вот, – воскликнул Зэбе, – с тех пор, как он получил свою рану, стоит ему услышать о раненых детях, как он тут же приходит в страшное волнение. Вы только подумайте, ведь у этого несчастного практически нет никаких собственных мыслей. Он на лету хватает любое чужое слово. Память у него, то ли вовсе отсутствует, то ли находится в таком жалком состоянии, что он не может сказать, где он родился и куда идет. О своем бедном покойном отце он говорит с таким безразличием, словно тот для него чужой человек. И еще он на полном серьезе утверждает, что не знаком со своей матерью. Одним словом, создается впечатление, что внутри у него поселился демон, из-за которого раздвоилась его личность, и как только он открывает рот, так нам сразу приходится следить за ним, как за малым дитем, и затыкать ему рот, едва только демон начинает беситься.
– Но мне не кажется, – заметил один из присутствующих, – что его помешательство сколько-нибудь буйное. Ведь со вчерашнего дня, когда мы повстречали вас на той стороне горы, этот молодой человек ни разу не выказал ни гнева, ни нетерпения. А посмотрите, каков он в седле! Всегда внимательный, спокойный, молчаливый. А уж как он хорош собой! Мы поначалу и не сомневались, что это какой-то важный господин.