Как-то она пожаловалась мне, что я не читаю ей то, что пишу.
– Это лишь утомило бы тебя. Писатели не любят, когда их просят прочитать незаконченную работу. Это для них все равно что ребенок, который все еще в утробе матери и только ждет своего часа.
Впрочем, мне показалось, что она заинтересовалась моим писательством из-за робости.
– А я подумала, что ты считаешь меня недостаточно умной, чтобы читать то, что ты пишешь, – ответила Бахар.
Так проходили наши дни. Но однажды вечером зазвонил телефон. Я услышал голос экономки отца. Она была немногословной, передала лишь, что отец хочет меня видеть и поговорить об очень важном деле. От неожиданности я растерялся и тут же ответил, что завтра приеду навестить его. Вечером, когда я заговорил с Бахар о том, что отец хочет со мной немедленно обсудить что-то очень важное, я заметил в ее глазах слезы. Я твердо сказал, что все будет хорошо, и что пусть она ни о чем не беспокоится.
На другой день я отправился к отцу. Подходя к дому, невольно замедлил шаги. Мне было сложно увидеться с ним, минуя годы, которые нас разделяли, догадываясь, о чем будет разговор. Я ехал к отцу в забитой людьми электричке, и, выходя из нее, стал узнавать знакомые мне лица, тропинки и пейзажи. У меня был вид осужденного на суровое наказание.
Понимая неизбежность нашей встречи, я решил ускорить шаги. Прошел насквозь центральный парк, который с каждым шагом удивительным образом менял свой облик, обернувшись то тенистым навесом деревьев, то солнечной тропой. Весна выдалась теплой. Около получаса я пробирался, обходя разгуливающих прохожих, мысленно рисовал всевозможные сцены долгожданной встречи с отцом.
Экономка, которая мало изменилась за последние годы, с презрительным выражением открыла мне дверь. У нее было худое лицо, покрытое толстым слоем пудры, волосы уложены в незатейливую прическу, а цвет кожи отличался неестественной чернотой. Она приходилась нам дальней родственницей по отцу, поэтому ему было ее жаль, так она и попала в наш дом. Одевалась она по провинциальной моде, почти все на ней было из дорогой ткани, но сделано словно по рекомендациям старых дев. В результате создавалось впечатление дорогого провинциального безвкусия. В душе она была убеждена в своей собственной значимости, ведь мой отец когда-то занимал важное положение и, как он любил повторять, принадлежал к весьма знатному роду.