А для Трынды-Пынды солнце – это, прежде всего, щекотящие лучики, которые каждое утро залезали в его теплую кроватку и не давали спать. Он прятался от них под мягким покрывалом, залезал туда с головой, чтобы солнце подумало, что его вообще здесь нет. Но разве можно обмануть солнце, оно же свысока все-все видит. И, наконец, после долгих соревнований с неотступными лучиками, Трынды-Пынды открывал глаза и слезал с кровати. Он гордился, что каждое следующее утро отвоевывал у солнца еще одну минуту. И боролся он с лучиками уже совсем не для того, чтобы поспать какую лишнюю минуту, для него это уже стало, так сказать, делом чести, своеобразной утренней гимнастикой, гимнастикой духа.
Когда, наконец, Трынды-Пынды закончил свою ежедневную битву, он услышал знакомый голос:
– Трындик, эй, ты уже встал?
Чеберяйчик выглянул и увидел знакомое лицо своего товарища.
– Привет, Трули! Да конечно встал! Разве можно спать, когда ты кричишь под ухом.
Трули-Пули совсем не обиделся на друга. Он уже привык приходить каждое утро под его колокольчик и ждать, пока тот, наконец, проснется. Обычно ему приходилось ждать, пока Трынды-Пынды поборется со своим утренним посетителем. И только когда солнце поднималось высоко в небо, Трули решался звать товарища.
Трынды спустился к Трули и пристально посмотрел в его радужные глазки. (Стоит заметить, что все чеберяйчики имели глаза цвета радуги. Вы спросите, что это за цвет! А вот такой цвет – красочный! То нежный, как вечерняя заря, игривый, как трава после дождя, то спокойный, как небо над лесом. Тот цвет у всех был одинаковый и у каждого свой. Вот такие странные те чеберяйчики.) Итак, Трынды посмотрел в глаза Трули, наклонился к нему и таинственно шепнул:
– Ты готов?
Вообще-то Трули не так чтоб совсем был готов, но немножко-таки был. И оно-то и страшно становилось, как подумаешь, что это будет, и отступать уже некуда, ибо свой план товарищи уже давно обдумали и все решили.
– Конечно, чего бы мне не готовому быть.
– А я знаю? Может, ты испугался? – Трынды хорошо знал, что Трули не отступит от своего слова. Он, может, и не такой храбрец, как Трынды-Пынды, но уже, как-то сказал, то должен сделать.
– А ты сам не испугался?
– Я? Чего бы это? – Трынды ближе подошел к другу, посмотрел на всякий случай по сторонам и сказал: – Значит так, вечером, как только все уснут, собираемся возле Хижиной березы. С собой ничего не берем. Все понятно?