Дойдя до мостка, опустил на траву свёрток. Немного устал и запыхался. «Курить не буду. Часовой на посту не спит и не курит», – отказал себе в радости Ярушкин, рассмеявшись в душе, потому что какой он часовой, он, скорее, могильщик. Мирон поднял глаза, увидел луну, которая выглянула на секундочку для него или чтобы проводить «её», потом опустил взгляд, и сквозь покрывало, расшитое жёлтыми нитями, которые называл золотыми, представил мертвецкое лицо с синими кольцами у глаз.
– Не бойся, ведьма-красавица, – негромко сказал Мирон, – тебя на дне быстро отмоют. И станешь ты рыбкою золотой, как в сказке. Кто вытащит тебя, тому ты исполнишь три желания. Повезёт кому-то.
Ярушкин снова взглянул на небо. Дождь прекратился, тучи куда-то сбежали. Начинался рассвет. Но луна ещё освещала комаров, которые летали перед носом, выбирая место для посадки. Мирон особенно сфокусировал зрение, будто хотел увидеть на луне русские флаги, и комары как-то сами собой слились в одну картину с маленькой планетой, превратившись в буксующие луноходы, только пищащие.
– Если это луноходы, то хорошо, – бормотал Ярушкин. – Пусть машины катаются по луне и смотрят на меня. А если это Бог следит за мной, то паршиво. Сидит Создатель в пыли на дне кратера и наблюдает, как я корячусь… что я творю…
2
Двадцать восемь часов назад. Квартира Мирона Ярушкина.
На клеёнчатой скатерти аккуратно разложены десять стопочек по пять лотерейных билетов. Окно плотно зашторено. Горела настольная лампа – неярко, только чтобы дать сверить цифры, не ошибиться и поддержать душевный трепет. Утренний телевизионный эфир Мирон пропустил, потому проверял билеты уже ночью. Он вернулся с работы в десять, принял душ, наполнил желудок пельменями и, бросив посуду в раковине, присел за ветхий стол.
Мирон проверил билеты. В общей сложности выиграл двадцать семь тысяч рублей – это минус затраты. Неплохо, но и нежирно.
Откинувшись на спинку стула, Мирон Ярушкин потушил экран телефона с таблицей последнего розыгрыша, закинул руки за голову. Спина зудила от подсохших царапин, оставленных возбуждённой женщиной негроидной расы, стул ворчливо скрипел, оттого что стар и визглив, как бабка, у которой был куплен. Вся мебель в квартире также была потёртая, жухлая. Мирон считал себя коллекционером или, скорее, ценителем видавших виды вещиц. В разболтавшихся креплениях, трещинах на ножках, ржавчине и протёртых задами тканых покрытиях – он представлял прежних владельцев, рисуя их румяными, пухлыми, с дырявыми бубликами в руках. Женщины были в цветных сарафанах и платках, мужики в косоворотках на кряжистых плечах, дети сопливые, крутящие в ладошке сладкий петушок.