выливала на Леонтия свою злость.
«Сучий он сын! Паразит беспросветный!
Обратно его мне не надо,
мерзостный он урод!
А ты бы, Леонтий, сумел?
Восстановить семью ты способен?
Не желаю я этого, так говорю!».
Так, значит, так. Не заработаю,
но и неприятностей избегу.
Она же, раскошелившись, не отстанет,
будет меня донимать, не мой она тип.
Легкость в расставании с деньгами
отсутствует.
Жизнь течет, как обычно. Спина поднывает, ноги не болят. Нагрузка на спину – не штанга, лишь сидячий образ времяпрепровождения… я выпрямлюсь. Не стуле, а в ходьбе – в размеренных пересечениях моего малогабаритного кабинета.
Рассыльный Дагоня не отвертелся… свою невиновность не доказал…
От владимирского князя он, везя указание, в Коломну понесся.
Свернул в деревню к бабенке, заставил коломенцев психовать…
Пироги подошли. Сроки вышли.
Он жевал и по сути себя убивал.
Замечательно… обратно на стул мне присесть? Еще похожу, кровь у меня тип-топ разгоняется… не бездумно я организм разминаю. Крутится у меня, о соотношении удовольствия и его последствий нелишние модули формируются…
ГЛУХО шепчется народ:
разрушение грядет.
Предпринятая ретивым дьячком
Трофимчиком
попытка Леонтия устрашить
успехом не увенчалась.
В аду ты, Леонтий, сгоришь!
За приверженность к дьяволу
пострадаешь!
Леонтий пожал плечами,
о Трофимчике тут же забыл,
поглядеть на потолочную
трещину в церковь он заглянул.
Да, она здоровая.
Недаром Господин Великий Новгород
только о ней и судачит.
Скажу я вам, не скрою от вас, завихрившихся: Болгария для меня – не песок. Не пляжные развлечения с девушками, вас, искры, напоминающими.
Кувалов тянулся к огню…
Мусор во дворе у нас жгли, несколько работников умственного труда постоять возле пламени в институтский двор выползло.
Привет, как дела…
Огромный татарский лук.
Тугой!
А Лашнялов бухой. Драчливый заведующий отделом, не вернется, мне сообщили, он из Болгарии.
БЫТЬ мужчиной надоело.
Опостылело ему.
Леонтий не сомневается,
что, расскажи он людям
о предпочтениях Булавия Чиркина,
сильных врагов он себе наживет.
Чиркины – семья видная,
существование значительно осложнит,
умнее не говорить. О его желании
скончаться сегодня в Новгороде
и сегодня же в Переславле ожить.
Ожить, вы подумайте, женщиной!
Панкратион Волдырь, оригинальный мыслитель шестнадцатого века, четвертован, вычеркнут из бумаг… известно, что был. Что затрагивал, сведений не имеется.