– Конечно.
– У меня нет.
– Нет фамилии? Это невозможно, – я засмеялась, он улыбнулся в ответ, но пальцами сильнее сжал моё плечо.
– Возможно. У меня нет документов. Нет удостоверений. Нет ни одной бумаги, на которой было бы написано, что я принадлежу к кому-то или к чему-то. Фамилия – это рабство, она с рождения показывает, кому ты принадлежишь.
– Разве она не показывает членом какой семьи ты являешься?
– А зачем оно надо? Разве без фамилии сам человек не будет знать, кто его сотворил? Что даёт фамилия? У тебя есть фамилия, но разве она говорит о том, кто твоя семья? – я опустила глаза, помотала головой. Он казался чертовски прав. – У тебя нет семьи. И твоя фамилия не имеет значения. Как и имя, которое тебе дали люди, не захотевшие тебя принять.
– Наверное, в чём-то ты прав.
– В чём-то… – усмехнулся он. Я помню эту улыбку. И помню, как меня совсем не смутил тот факт, что он знал о моей семье больше, чем я рассказывала.– Это тяжело понять сразу. Кто-то цепляется за свои ярлыки, отзывается на имя, словно дрессированная собачка. Каждую секунду смотрит на часы, спешит куда-то, отмечает дни рождения, расстраивается, понимая, что теперь на одну цифру в его возрасте больше. Засыпает, когда наступает время, словно по какому-то расписанию, которое он сам напридумывал в своей голове, – он остановился, посмотрел в сторону трейлерного парка.– Посмотри на нашу семью, – в те годы я была слишком сентиментальна, растрогалась от фразы наша семья.– Ни у кого из нашей семьи нет имени, нет возраста, никто не пытается поймать время или делать что-то по расписанию. Никто не подчиняется чьим-то правилам, не отзывается на клички. Мы сами по себе, в нашем мире нет ограничений. Никто не сможет ни к чему нас приписать, потому что мы свободны. И люди, которые любят смотреть поверхностно, обратят внимание на одежду, на места, где мы спим, на еду, которую едим. И они посмеются, удивятся, скажут, что в таких условиях нельзя быть свободными. Но разве хоть кто-то из тех людей, которых ты видела только что и прошлой ночью, выглядит несчастными? Хоть кто-то? Все они счастливы и все они беззаботны. Все они ещё словно дети, как ты и как я. Разве не в этом кроется счастье и свобода?
Это звучало как девиз, как вызов. Звучало заманчиво и красиво. Я вспоминала, как всю жизнь приходилось терпеть правила, как и всем нам. Общество держалось и держится на правилах. Слова Франко были, как глоток свежего воздуха, который был необходим мне.