После загрузки, пока женщины носили оставшиеся кактусы, собрались в тени дома перекурить. Бригадир достал пачку редких сигарет и предложил:
– Угощайтесь.
– Хорошо живешь, – сказал Сорокин.
– Как умеем… Егорыч, а ты чего?
Крутиков махнул рукой:
– Нет уж. Я свое откурил. Сами здоровье травите.
– Америка, Егорыч, первый сорт!
– Что Америка, что нет – одно барахло.
Бригадир спрятал пачку в карман. С удовольствием затянулся и, посмотрев в высокое синее небо, проговорил:
– Сейчас бы на речку куда или озеро.
– С девочкой, – мечтательно подтвердил Сорокин. – Этакий пикничок.
– Рыбки половить, – пробасил Вова Круминьш, – грибов хороших набрать.
– На закуску, – сказал Сорокин.
– А еще можно, – добавил Павлов, – сидеть вечером, смотреть на костер и ни о чем не думать.
– Как это ни о чем не думать? – удивился Вова Круминьш. – Человек тем и отличается от обезьяны, что думает.
– Ну почему? Разве неприятно иногда отдохнуть от мыслей? Посидеть просто так у костра… Под треск поленьев и сучьев. В лесу тишина. Воздух елкой пахнет. В котелке уха кипит.
– Ты даешь, кандидат, – воскликнул Круминьш. – Уху варить и не думать! Это только олухи варят не думая! А сколько соли положить? А перцу?
– Перцу девочка положит, – сказал Сорокин.
– Кобелятники, – проворчал Крутиков и сплюнул.
Он поднялся с ящика, отряхнул штаны и пошел заводить машину. Из подъезда вышли бабка и хозяйка с последними кактусами.
– По коням, – сказал Прокушев, и грузчики полезли в фургон.
Бригадир же подошел к женщинам, ласково проговорил:
– Ну что же? С богом? Бабуля в кабину с внучкой, а вам, извините, с нами придется ехать.
– Размечтался! – воскликнула бабка, прижимая к груди кактус. – Я с вами не поеду. Я на метро доберусь. А ты, Нинка, садись в кабину, да денег им не давай. Все уплочено!
– Мама! – воскликнула Нина, краснея.
Прокушев улыбнулся и проговорил весело:
– Да что вы, бабушка! Какие деньги! Мы ведь ради собственного удовольствия работаем!
– Вот прохвост! – воскликнула старушка, и в глазах ее блеснуло нечто вроде восхищения.
Она подумала, отдала дочке кактус и, достав бог весть откуда три рубля, сунула Прокушеву:
– Ладно, бесы. Выпейте за мое здоровье!
– Будьте здоровы, бабушка!
* * *
Машина развернулась, оставив жителям двора на память облако дыма, с трудом выехала на узкую улицу Чехова. Почему-то во всех городах улицы имени этого великого писателя узкие и маленькие.