– Хотя, по крови-то он кто?! – спросил бы я.
– А кто он по крови? – как-то Александр Уголев спросил себя, заранее зная ответ, так как не раз о нём и думал, и понятно размышлял.
Его родная мать настоящая камчатская нымыланка, а его кровный отец? Отец, как мы узнаем далее у Алексея чистокровный русич, может быть с тем небольшим замесом всех кровей даже тех древних свободолюбивых и вероятно половских древних искони славянских его кровей, которые обитали на степных просторах между берегами Старого Оскола и бурного Северского Донца, которые часто и тихо питали Великий наш Дон, унося затем свои воды в Азовское и Черное моря, а уж затем соединяясь с водами великого Мирового океана и еще возвращались на нашу многострадальную землю в виде летнего жизнедающего дождя, превращаясь в колосящиеся поля налитой силой пшеницы, там на моей родной Белгородчине и на моей Харьковщине и, идя волной красной анадромной рыбы, позванной вечным хоммингом в здешние Камчатские реки из никем еще полностью не изведанных жизньдающих здесь глубин такого необъятного и такого загадочного здешнего распластавшегося на тысячи километров и на север, и на восток, и на юг Тихого океана.
– Так, кто же он здесь Алексей Ваямретыл?! –теперь и часто переспрашиваю я. – Кто он такой, вот только в переводе обозначающийся, как лежащий на воде, на чистой воде –нилгикын мымыл?
– Кто же он на самом деле, этот лежащий на этой такой быстрой речной Воде или на великой реке – Ветвейваям!?
– В душе его – он истинный тот древний японский самурай и еще настоящий и он же храбрый воин, – пытаюсь теперь не совсем уверенно ответить я Вам, – а по жизни – настоящий божий он человек и верный, и преданный, и безмерно любящий муж, а в семье – совсем, непокорный младший баловень сын и одновременно такой заботливый отец, а в его сознании, в его душе – он такая трепетная любящяя и переживающая душа, и не только за неё, за свою любимую Айну, свою божественную и обоготворенную им самим Айну, но еще он конечно же, переживал и за своего маленького сына Александра, одновременно волнуясь и за судьбу своей дочери Дианы, как бы и не зная как быть ему самому со всеми нами, его многочисленными друзьями, которые может быть часто были не совсем справедливыми к нему, не совсем к нему и к его всем начинаниям доброжелательными, а порою и такими еще строгими к его ошибкам и всем его жизненным промахам…