– Тебе-то что за печаль, кто с кем милуется? – важно ответил приказчик, словно и не гнул мгновение назад спину перед богатым купцом. – Ты не по сторонам на юбки без толку глазей, а смотри – Савелия Трофимовича не пропусти! Придёт хозяин, устроит нам трёпку – будешь знать!
– Так за что нас ругать? Почитай, лучший магазин на всей ярмарке. Мы своё дело крепко знаем. Чистоту ещё с утра навели – ни пылинки. Сами одеты с иголочки, опрятные. Ни у кого ни рожи опухшей, ни духу винного – не зря у его степенства хлеб едим, – ответил Пётр. – Ну покричит, линейкой мерной по спине приласкает, как положено. Большому начальству по-другому нельзя, а мы потерпим хозяйскую ласку, не переломимся.
Приказчик, который такую ласку от хозяина не любил, ничего не ответил, но грустно подумал: «Прошка сказал, что вчера в ресторацию Савелий Трофимович отправились только в одиннадцатом часу вечера. Ужинали стало быть они никак не раньше, чем до двух пополуночи, а утром в десять присутствие в ярморочном доме открывается. Злой будет от недосыпа, а ежели с вином вчера перестарались – то совсем пиши-пропало». Сведения о планах Морозцева были верные – от его слуги Прохора. В этом году Савелию Трофимовичу выпала честь исполнять обязанности Главного ярмарочного распорядителя, поэтому занятой с утра до позднего вечера купец в свой магазин наведывался не так часто, как обычно, доверив служащим лавки принимать покупателей, за исключением самых крупных, с которыми, по-прежнему, дело вёл лично. Справлялся, по его собственному мнению, приказчик неплохо, рассчитывая на щедрое вознаграждение за труды по итогам торговли, но была и ложка дёгтя в этой, пока ещё воображаемой, бочке мёда – из-за недостатка времени отчитывал работников Савелий Трофимович теперь вдвое строже. «Драл, как Сидоровых коз», – по выражению Петра. Каждый визит Морозцева был сродни урагану, после его ухода приказчик с продавцами ещё долго смотрели друг на друга ошалелыми глазами, утирая пот с покрасневших, горящих лиц. И всё-таки купец задерживался, уж четверть часа как должен был нагрянуть.
– А что в городе слышно? Не произошло ли чего? – спросил приказчик у Петра, который после закрытия торговли имел обыкновение переодеться в костюм простого работяги и отправиться туда, где отдыхали после тяжёлого дня лодочники, носильщики, грузчики, подённые рабочие – в общем, представители самого дна, последней ступени, за которой начинался мир живущих по ту сторону закона. Пётр оттуда пробился в старшие продавцы лучшей в городе лавки, но привычка к былой жизни осталась, заставляя с закатом солнца отправляться в грошовые кабаки и рабочие ночлежки. Купец смотрел на это спокойно: хмельным Пётр не увлекался, в лавке всегда был опрятен и вежлив, держа прочих продавцов-мальчишек в строгости, зато жизнь города знал с изнанки.