С мятным августом, золотом зноя
На приятно прохладной траве,
Ветерком, залетевшим в ночное,
И росинками на рукаве?
Да, всё так… Но в цветном ожерелье
Не пропал бы в морозную даль
Опьяняющий чистой метелью
Ослепительно-белый февраль…
1998
Ты думаешь, можно, уткнувшись в плечо,
утолить эту горечь,
Зажмурить глаза и навеки остаться в безбедном вчера,
Но чистеньким ластиком чёрное время
ползёт через полночь,
Пустой полосой закрывая забытые там вечера.
Ты хочешь запомнить нечастые встречи
до каждой детали,
Но память упруга, и если в ней что-то оставит печать,
Так это улыбка, всегда напоённая каплей печали,
И голос – спокойный, с чуть слышной иронией —
будет звучать…
1999
***
Каждый новый водитель вагонов ночного метро
Чертит новый разрез, разделяющий нас во Вселенной.
Обожание издали глупо, смешно и старо,
А вблизи ты одна и являешься всей Ойкуменой,
Так что всякая строчка, найдя на бумаге покой,
Остаётся рукой, обнимающей хрупкие плечи,
Да ленивое время становится вялой рекой,
Уносящей в толпу до безумия редкие встречи.
1998
***
Мы прочли это лето, а вот пережить не сумели.
Апельсиновый август в сосновом пропал сентябре.
Разгулявшийся год подсыпает нам хмели-сунели
И смывает обиду с подошв на безлюдном дворе.
Неподвижна рука, несмотря на трезвон телефона,
Апатична любовь, слишком сонная, чтобы уйти.
Золотыми булавками вколоты в плоть небосклона
Алый месяц разлуки и млечная вечность пути.
Им не скажешь того, что понятно счастливой собаке,
Целый день горевавшей и всё же дождавшейся нас:
Если бритве уютно в руке, а кроссовкам во мраке,
Возвратиться нельзя
в этот двор, в этот джаз, в этот час…
Апельсиновый полдень очнулся в сосновой постели…
1999
Какой-то странно вывихнутый год
Архитектуры сжатого пространства,
Теряющий былое постоянство
Японских пагод и английских мод,
Клянущийся в апрельской пелене
Услышать новогоднее молчанье…
Ручьи, освобождённые ночами,
Еловой хвоей пишут в тишине
Про чудо, что гнездится на востоке
И светит, никогда не заходы,
На клавишах нежданного дождя
Аранжируя наше караоке.
1999
На окне за спиной шелестят
Мягкой зеленью пальцы цветов —
Это ты, моя тихая радость…
Неожиданный луч пробежал
По безмолвной в безлюдье стене
И запрыгнул на серую шерсть
Поцелуем далёкой сестрички…
Оживляя балконную дверь,
На её запотевший бокал
Капли снега ложатся словами: