Я прошел к столу и бахнул стопарь. Зажевал муксуном. Вариантов было немного. Подростковый максимализм рьяно цеплялся за попытку его прибить, но едва ли бы это вышло. Военный, афганец, охотник, просто огромная злобная дура. Хоть ему было и за пятьдесят – он легко переломает меня даже одной рукой.
Гордо уйти в ночь и искать своих? Там был мой Евген. Этот – ветеран чеченской. Я часто бывал у него дома, пару раз помогал с математикой его сыну и один раз даже был припахан перестилать полы в его бане. Евген на трассу ездил с карабином и отлично стрелял кроликов прямо с «Урала», на ходу. Он, скорее всего, тоже уже был в дрова. Увидит меня избитого сейчас, пойдет с карабином сюда, и хрен я его остановлю.
В уазик к Габуру тоже не хотелось.
Молча я прошел во вторую половину вагона, закрыл дверь и упал на шконку, забыв про спальник.
Меня затрясло, и я начал реветь. Бессильно, по-детски, навзрыд.
08.08.2010
Мы ехали на край поселка. Он был небольшим – около пяти тысяч человек. Шесть пятиэтажных домов, растянутая вдоль железной дороги одноэтажная застройка, пять магазинов и два кафе. И – дневная опустелость. Редкий шум поездов, далекий вой бензопилы, пару разгоняющихся на окраине машин. Днем в деревнях тихо. И неуютно. Редкие штрихи облагороженности: благоустроенные тротуары, ровные дороги, красивые фасады – всё это у нас монополизировано столицей. Питеру досталась красота исторической застройки, Казани и Уфе – национальные монументы, всем остальным – обветшалое запустение.
Мы прокатились вдоль всей деревни и съехали с дороги в просеку. За ней располагались дачные участки, ровно отмеренные еще советской властью. Старые, под стать большинству владельцев сотни разномастных покосившихся домиков. Здесь ранней весной и поздней осенью толпы пенсионеров, утопая в грязи, катали по обочинам свои тележки. Дорога размывалась так, что ничего, кроме гусеничной техники, проехать по ней было не в состоянии. Метров в пятидесяти от последнего домика начиналась дорога к моему старому блокпосту. Василич, местный делец, которому я собирался продать песок с этой дороги, как раз выходил из машины у ее начала.
– И сколько тут?
– Да где-то шестьдесят. Должно было быть восемьдесят до усадки.
– Значит, где-то сорок. Сейчас. – Василич пошел обратно к машине. Он был настоящим бизнесменом от народа: бочкообразным, любителем похохотать и поработать руками, разбогатевшим на карьерах и, как потом выяснилось, полном игнорировании уплаты налогов. В его белоснежном «крузаке» почти сразу нашлась рулетка.