Лерка вздохнула.
– Развздыхалась! Тоже мне страдалица! – дед присел рядом, оторвал кусок от старой газеты, нащупал за рассохшимися досками жестяную коробочку с табаком и принялся закручивать самокрутку.
– Чего тебе не живётся? – начал он. – Небогато, конечно, зато живы-здоровы. Мамка твоя нет-нет, а приедет. Папаша твой, кабы совесть имел, тоже бы с тобой виделся.
– Придёт он, как же! – забормотала Лерка, уткнувшись в колени. – Сам его по двору гонял!
– Испугался, значит! Старика испугался!
– Не тебя! Топора твоего.
Дед захохотал, запрокинув голову.
– Я ж так, для острастки! А он бежать! Трус он, трус и есть!
Лерка папу жалеет. Ну, кто, скажите, захочет быть порубленным в мелкую щепку? И ничего такого он в тот раз не сказал. Ну, заметил невзначай, что деду поменьше бы пить следовало. А у того под лавкой как раз топор валялся. В общем, никто не виноват. Если бы Лерка папу увидела, то обязательно объяснила бы ему, что всё произошло из-за глупого стечения обстоятельств, и он может приходить как раньше, можно даже совсем без подарков.
Лерка снова вздохнула.
– Ох, и жизнь-то твоя горемычная! – запричитал, издеваясь, дед. – Ох, доля тяжкая! Пашешь с утра до ночи, сиротинушка окаянная!
Сиротинушку Лерка никак не могла простить.
– Замолчи! – зашипела она тихо, вполголоса. Дед услышит, разозлится, орать начнёт. – Перестань!
А тот пуще прежнего заливается:
– Ох, и несчастная твоя долюшка!
И противненько так похихикивает. Словно не понимает, что клокочущий вулкан в душе у Лерки, того гляди рванёт.
– Да ты не знаешь ничего! Не понимаешь! – не выдерживает она.
– Да как же тебя понять, если ты не говоришь ничего, только вздыхаешь?
– Я же говорила! Говорила! – чуть не плачет Лерка. – Ты слушал тогда? Больше не хочу! Надоело!
– Из-за щенков что-ли? – удивляется дед. – Тьфу ты! Я думал из-за чего важного!
А для Лерки важно было, тогда два года назад, когда приблудилась к ним собака бездомная. Сама тощая, а пузо огромное, по земле волочится. Заползла она в сарай да разродилась шестью маленькими пищащими комочками. Разродилась, а сама умерла то ли от болезни какой, то ли от истощения.
Дед как щенков увидел, сразу решил – не нужна ему во дворе свора. Схватил их в охапку и потащил к бочке с водой. Лерка в слёзы, а он говорит: «Не реви! Они и не почувствуют ничего. Главное успеть, пока глаза у них не открылись». Да как же не почувствуют! Они же живые! Убежала Лерка за дом, лицом в колени уткнулась, уши ладонями зажала – крепко-крепко. Только всё равно доносился до неё жалобный писк.