На утро я проспала и не приготовила бутерброды – кроме меня, в доме никто готовить либо не умел, либо не смел. Кулинарные попытки отца были некогда растоптаны маминым красноречием, а сама она умела только попасть яйцами в сковородку, либо водой в чашку. Так все остались без завтрака, а мне хватило ума ляпнуть: «Зато я прошла географию на четыре графы вперед!». Мама дала мне пощечину:
– Только о себе думаешь, овца неблагодарная! Тебе ничего не нужно. Живешь в свое удовольствие. Не жизнь, а приключение! Вся в отца, тот еще эгоист! Мне что, теперь вам готовить?! Уроки она делала – только и делать, что уроки, с такой рожей! Завели тупую корову себе на голову! Никакой пользы от тебя! Ни копейки еще не заработала…
С детства я мечтала эмигрировать или сходить к психологу. Говорят, это такой человек, который слушает и не осуждает. Я бы ему сказала: вся моя семья хочет умереть. Мама рассказывала, что когда-нибудь мы точно ее доведем; а папа просто всегда молчал и никогда не смеялся. Ну а я не хочу жить, раз жизнь такая отвратительная. Доктор, а Вы бы что посоветовали – мост, петлю или яд? У нас в городе много мостов. Или, может, по литературной традиции, поезд?
Кто-то из родственников как-то пошутил, что у меня все шансы стать наркоманкой или алкоголичкой, но эта вакансия в нашей семье уже занята.
Мама считала, что самое эффективное воспитание – побольше ругать, пореже кормить, не пускать гулять. Ты должна делать уроки тщательней, должна думать о будущем, должна поступить в престижный университет, не должна гулять по вечерам, не должна увлекаться мальчиками, не должна слишком много времени уделять своему внешнему виду, но при этом должна хорошо выглядеть и не позорить ее, должна уметь успевать все, должна помогать семье – как нормальные, правильные девочки. Но ты… понятно, особенная.
Бездонный список моих обязательств, часто противоречащих друг другу, расширялся с каждым днем. Мне казалось, что однажды она подаст жалобу в какой-нибудь комитет ООН за нарушение пакта, который я не подписывала. Но пока она просто слушала советы из модных журналов и не хранила отрицательные эмоции в себе.
У нее были изящные очки для воскресений. Она надевала их и отправлялась изгонять пылинки из нашего немногокомнатного жилья. По натуре она была ленива, и я видела, что уборка доставляла ей почти физическое страдание, и иногда мне было ее жалко. Пока я не разучилась чувствовать вообще.