– Пале-Кардиналь! – громко объявил доезжачий, когда карета, сопровождаемая эскортом из мушкетеров, въехала в просторный внутренний двор и остановилась напротив парадного крыльца с высокой колоннадой из каррарского мрамора, которую венчал треугольный фронтон.
Подбежавшие к карете лакеи в красных ливреях с золотыми эмблемами кардинальского герба услужливо откинули подножку и распахнули дверцу.
– Вы идёте со мной, маркиз? – спросил Людовик прежде, чем выйти из кареты.
Этот вопрос прозвучал довольно необычно из уст человека, который с раннего детства привык отдавать приказы даже самым близким друзьям, но дю Плесси-Бельер уловил отнюдь не нотки внезапной неуверенности в себе. Напротив, чуткий слух маркиза распознал в этом важность всёго происходящего для Людовика, как и то, что он отдавал себе отчёт в том, что предстоящая встреча повлечёт за собой необратимые перемены и в его личной жизни, и в государственной политике. А это значит, что присутствие человека, которому король мог всецело доверять, было необходимо ему.
– Да, сир, – ответил дю Плесси-Бельер и, чтобы не показаться чересчур безразличным, добавил:
– Я подожду вас в приёмной его высокопреосвященства. Если это будет приемлемым.
– Идёмте вместе! – решил король и первым вышел из кареты.
Против своего обыкновения, Людовик медленно поднялся по ступенькам крыльца и не спеша пересёк анфиладу парадных залов, рассеянно отвечая кивком головы на приветственные поклоны собравшихся во дворце сочувствующих придворных и родственников кардинала.
Ради соблюдения строгих правил дворцового этикета, дю Плесси-Бельер шёл позади короля, отставая от него ровно на шаг. Ничто, даже болезнь и близкая кончина первого министра, не могло быть оправданием нарушения придворного этикета. Более того, маркиз отдавал себе отчёт в том, что в тот день как никогда ещё до того всеобщее внимание к персоне короля и к его окружению было гораздо пристальней и критичней. И дело обстояло вовсе не в интригах и подковёрной борьбе за получение назначений на государственные посты, а в том, чтобы не допустить к этим источникам богатства и влияния никого из близких друзей короля. Все эти молодые дворяне внушали опасения вельможам, маршалам и министрам, за плечами которых был многолетний опыт ведения придворных интриг. Они не желали делить власть, дающую им неограниченные возможности вмешиваться в государственную политику, с неопытными и ненадёжными, с их точки зрения, юнцами, склонными к легкомыслию и увлечениям литературой, танцами и охотой. Куда только заведут управление и порядок в государстве эти безрассудные и до крайности изнеженные сибаритствующие бездельники! Впрочем, подобные суждения были далеки от действительности и скорее отражали стремление представителей старого поколения, в большинстве своём приближённых королевы-матери и кардинала, видеть себя единственными достойными доверия государственными мужами, способными управлять политикой и мыслить стратегически, а, главное, добиваться настоящих результатов и побед не в пример разнузданной в своей праздности молодёжи.