Столбик остался на месте, почти не
обгорел. Меч вышел легко, а вот со шкатулкой пришлось повозиться —
начавшаяся обваливаться земля плотно закупорила вход. Странно, что
отец решил положить меч в тайник, если обычно он вешал его на
стену. (Хотя, почему странно? Он же говорил, что дома не
ночевал...)
Присев у пепелища своего дома, Данут
осторожно развернулся сверток с мечом. Не удержавшись, вытянул
клинок из ножен, крутанул, сделав «восьмерку». Эх, придти бы ему
дня на два раньше, да будь у него меч, он бы...
Но здравый смысл подсказывал, что
будь он здесь, то скорее всего, с норгами бы ему не совладать.
Лежал бы рядом с земляками и, хорошо, если бы кто—то похоронил их
останки.
Бережно отложив в сторону меч,
развернул сверток поменьше. Плоская деревянная шкатулка, обитая по
углам не то медью, не то еще чем—то, длиной с вершок, а шириной в
пядь. Данут знал, что там хранятся нехитрые драгоценности,
оставшиеся после матери, но все—таки открыл крышку. Сверху лежало
несколько кожаных лоскутков, с выжженным (или вытравленным?)
клеймом. Клейма потерты, но угадывался герб Тангейна — кормовая
часть галеры с флагом. Данут всегда изумлялся, что городские купцы
готовы давать за никчемные кусочки так много товаров! Ладно, авось
и ему они на что сгодятся.
Под векшами примостились пара
серебряных колечек с какими—то камушками и серебряный же медальон,
с изображением странной бабы с толстым пузом.
Рассматривая немудреное богатство,
Данут вдруг подумал, что он ничего не знает о своем отце. Знал
только, что тот был воином, сражался в Аркалльской битве. Но про
саму битву он знал лишь со слов других рыбаков, да купцов,
привозивших товары. Отец никогда ни о чем не рассказывал.
А у отца—то, оказывается, есть брат,
да не простой, а купец, в самом Тангейне. Раньше отец о нем не
говорил. Ничего Милуд не рассказывал и о матери Данута, а сам юноша
этим никогда не интересовался. Знал лишь, что отец появился в
рыбацком поселке лет пятнадцать назад, когда ему было всего два
года. Но с того самого момента, как он себя помнил, парень считал
поморский поселок своей родиной, а себя — его коренным жителем. Кто
была его мать, что с ней случилось? Но вблизи моря, где жизнь
каждодневно преподносит загадки для дня сегодняшнего, днями
прошлыми не принято интересоваться. И даже сверстники ни разу не
спросили — а где, мол, твоя мать? Мало ли кого нет. Может, медведь
в лесу задрал, или на промысле утонула. Все бывает.