И вот как раз такой сон сейчас и снился Питеру. Он сидел в темной театральной зале, привязанный к какому–то жутко неудобному стулу. Спина ужасно затекла и невыносимо болела. Он хотел, но не мог проснуться. И ему приходилось дальше сидеть и смотреть жуткое представление. Перед ним танцевали чудовища, принявшие облик его близких. Одним из них была кукла с лицом его младшей сестры – высокая, с черными пустотами вместо глаз, она кружилась в иступленном танце. Ее руки, отвратительно непропорциональные, метались по воздуху в несуразных движениях. С ней танцевал полностью обнаженный мужчина, болезненно скрививший лицо в рыданиях. Его танец был неуклюжим, неустойчивым – вместо ног из его бедер росли руки, а ноги теперь начинались из плеч. В страдающем человеке Питер узнал своего брата, – любимого старшего брата, – и от ужаса у него похолодело на сердце. За танцем задумчиво наблюдал мальчик. Это был давно забытый друг Питера, с которым они вместе играли в детстве. Мальчик сидел, склонив голову, а его глаза завороженно уставились на монстров. Взгляд Питера упал ниже, и он дернулся от отвращения. Из живота ребенка, распоротого посередине, выползало нечто, похожее на пиявку, и оставляло за собой след липкой черной слизи. Во рту у существа были останки Мистера Мяуса, кота Питера. В центре всего этого кошмара возвышалась бесформенная груда человеческих органов, источавшая запах, как на мясном рынке. Из ее недр глухо доносилась веселая детская песня, которую Питеру пели родители, когда он был маленьким. Каким–то образом, груда подражала их голосам, и Питер, не выдержав, вскрикнул:
– Профессор, я же уже попросил прощения! Может, хватит? – болезненно простонал юноша.
– Питер, мой мальчик, ну как можно прощать человека, который ни в чем не виноват? Вы же, наверное, были заняты очень важными делами, раз не смогли нормально выспаться. Нет–нет, не отвечайте. Я все понимаю, не зверь же какой, право слово. У вас, Херрит, должны быть веские причины чтобы уснуть на МОЕЙ ЛЕКЦИИ!!!
А теперь вообразите, что тьму можно залить в формочки для льда и поставить в морозилку. Затем, кубики замороженной тьмы кидают в харрикен, в котором уже намешаны циничность с жесткостью, по пропорциям один к одному. Представьте, что этот коктейль принесли самому уставшему человеку в мире. А допив эту смесь, он, открыв кошелек, вдруг понял, что его обсчитали на баре. И, поднимая налитые кровью глаза, он начинает говорить.