– А вы новенькая…?
Администраторша оторвалась от декоративной подушки, с которой что-то делала.
– Ну, как? – она протянула подушку Елене.
Поверхность подушки, расшитая блестками, оказалась полем для рисунков. Пальцем администраторша нарисовала развесистое дерево.
– Слушайте, какое у вас мощное дерево: и ствол, и крона… Рисунок говорит о жизнелюбии и благополучии.
«Художница» заинтересовалась.
– Вы психолог?
Елена не была ни разу психологом, сказала про рисунок просто для затравки. Поболтать. Ну, и знала она немного о таких тестах.
– Нет, – с запинкой протянула она, – социолог.
Администраторша слегка оживилась.
– А по внешности профессию можете определить? – выглядела она типичной училкой, человеком строгих правил – эдакая серая мышь размером с небольшого ослика.
Елена, подумав, рискнула.
– Вы, скорее всего, не относитесь к лавочникам, торговля – не ваша стезя.
– Нет, – рассмеялась администраторша, – до последнего времени я была дознавателем.
Опа! «Обезьяна» Елены завибрировала.
– Наверное, массу всяких детективных историй знаете, куда там всяким «Ментам».
– Да нет, абсолютная рутина. И ушла, потому что наступило полное выгорание.
Она призадумалась:
– Хотя, вот одну историю вспомнила:
«Когда я пришла в отдел, меня поразило одно обстоятельство. На всех компьютерных заставках у оперуполномоченных, а проще – оперов, была одна и та же фотография юной девушки фантастической красоты. Я вначале стеснялась спросить, а потом у самого молодого поинтересовалась.
– Кто это?
Девушка была цыганкой, звали ее Сильвией. Историю Сильвии мне и рассказал этот опер.
После майдана и начала войны/беды на Украине цыганский табор, обычно живущий в Закарпатье, откочевал в Подмосковье, построил себе дома (кибитки стали фольклором) и…
Подольский район залихорадило, начались горячие денечки у оперов. Воровство расцвело! Махровым цветом! Все от мала до велика были при деле. Цыганенку 3-4 года, а он уже по сумочкам шарит и шарит мастерски. Что уж говорить про взрослых? Оформят, посадят, глядишь, уже снова вышел.
А Сильвия… Ну что Сильвия? Воровала виртуозно: пока на красоту ее заглядывались, кошельков и след простывал. Опера по заявлениям задержат ее, и тут же отпускают. Как не вспомнить Высоцкого: «Она ж хрипит, она же грязная, и глаз подбит, и ноги разные, всегда одета, как уборщица, а мне плевать, мне очень хочется». Классическая мужская психология. А опер, он кто?