– Уж кому-кому, а нам-то этот Петров давно известен! Это любитель лёгкой жизни, чтобы не работать, а получить. Забить баки начальству, в доверие влезть, на должность пробраться, а самому себя не показывать! Он в старшины метил! – слышались голоса.
– Как же это так, метил в старшины? – не понимал Егоров.
– А вот наговорил вам кучу разных разностей, вы бы поверили, назначили бы старшиной, как лучшего, и всё… А уж тут-то играть бы он не стал, по закону! Некогда! Хозяйственные дела, в штаб бежать! Всё просто. Да вот только не вышел его номер!
Тут вдруг поднялся один из наиболее молчаливых и скромных музыкантов, Васильев, один из трубачей, и сообщил:
– А он уже капитану Безродному сапоги перетянул на модную колодку!
– Ну вот, видите, значит, закрепился теперь? – раздались голоса.
– Как это перетянул сапоги? Каким образом? – спросил Егоров.
– Да это же просто! Вон ведь у вас сапоги-то какие, в одно голенище три ноги засунешь! Кирза! Одно слово! Шьют-то их как? Тяп-ляп. А он эти сапоги переделал. Сапожник-то он хороший. Мастер. Не чета нашим-то в мастерской!
– Так, значит, он и не музыкант вовсе, а сапожник?
– Давно когда-то служил музыкантом. Срочную! А потом, после демобилизации, стал сапожником. И тут оказался талантом!
Егоров счёл за лучшее не распространяться дальше о профессиях своих музыкантов. Будто бы инстинктом он предугадывал, что в этом вопросе его подстерегают многие неожиданности. Но в самом скором времени в этом ему помогла неожиданная встреча с помощником начальника политотдела Восьмининым.
Укрепление исполнительского мастерства оркестра, беспрерывно растущий репертуар его вызывали необходимость больше и внимательнее работать с музыкантами. Теперь уже Егоров не укладывался в рамки расписания, утверждённого командиром части! Часто Егоров уставал, но ещё более часто он приходил в состояние удивлённого радостным положением того, что оркестр, этот сложный инструмент, состоящий из многих отдельных исполнителей, в армейских условиях – всегда под рукой! В любой момент оркестр был на месте и готов приступить к исполнению своих обязанностей. Этого никогда не было в гражданской дирижёрской практике Егорова.
Пользуясь тем, что он может проверить звучность той или иной своей работы, он начал часто засиживаться в оркестровом домике допоздна, так как занимался оркестровкой произведений, как по своему вкусу, так и по просьбам своих однополчан. Вот он и проверял качество своих работ в натуральном звучании, как говорится, «не сходя с места».