Селиванов выпил подряд четыре бутылочки водки. Немного подождал и добавил ещё две. Стало легко и спокойно. Он вышел на кухню, покурил. Потом набрал 112.
Дверь в квартиру была открыта. Вскоре пришёл полицейский в медицинской маске.
– Вы звонили? – спросил он, заглядывая в комнату. – Что это, что?!
– Это Шурик, – ответил Селиванов. – Он был крупный парень.
– Вижу, вижу.
Полицейский вышел на кухню.
– Я участковый. Старший лейтенант Кривенко. Маску наденьте.
– У меня нет, – развёл руками Селиванов.
– А друг ваш, он, это самое, не болел? Не чихал? Не кашлял?
– Нет, ничего такого.
– Выпил много?
– Он вообще не пил, – сказал Селиванов.
– Ладно. Ясно. А вы в гости зашли, правильно?
– Да, зашёл.
– Родственники у него есть?
– Вроде мама, говорят.
– Не уходите пока. Я паспорт поищу.
Он ушёл в комнату. Селиванов достал из кармана маленькую бутылочку и быстро высосал.
* * *
Квартира быстро наполнилась людьми. Пришли соседи. Потом прибежала пожилая женщина, завыла и упала посреди коридора. Остро запахло корвалолом. Санитары труповозки топтались в прихожей. Селиванов услышал, как один из них сказал:
– Мы его и до лифта не дотащим, даже волоком.
– Не дотащим, – подтвердил второй.
Маму Шурика соседи пытались увести к себе. Она вырывалась, захлёбываясь слезами. Селиванов представил, как она падает на громадное тело сына, бьёт его кулаками. Стало жутко. Он достал второй бутылёк, присосался. За этим его застал Кривенко.
– Ваше имя, телефон и адрес, пожалуйста, – сказал он, странно моргая левым глазом.
Селиванов задумался, потом назвал.
– Кто-то ещё тут был? – спросил участковый.
– Был мой приятель Витя Ерёменко и ещё одна баба. Не знаю её. Марина зовут. Беззубая.
– А, это Хлеборезка, – сказал Кривенко.
Он сел рядом с Селивановым, сдвинул маску на подбородок и закурил.
– Криминала, похоже, нет. У него даже кошелёк на месте. Кольцо ещё обручальное. Оно, правда, вросло. Его и не снять.
– От него жена ушла, – сказал Селиванов. – И детей забрала.
– Неудивительно. Бабы часто бросают в беде.
– Все?
– Ну, нет, конечно. Не все.
Из комнаты раздался истошный вопль. Участковый поморщился.
– Маму жалко.
– Я думал, она старуха, – признался Селиванов. Он допил, но хотел ещё.
– Не, ей шестьдесят всего.
– А Шурику?
Кривенко заглянул в паспорт.
– Сорок. Ровно сорок дней назад исполнилось. Это мистика или не мистика?